3.1

После голодного, промерзшего Петрограда Англия ошеломила устроенностью и достат­ком. Все было удивительным. Сытые дети, не боявшиеся взрослых, дорогие магазины, лав­ки с колониальными товарами, оживленное движение на улицах. Капица писал домой, что движение здесь больше, чем в Питере до войны.

Через две недели в Лондон приехал Иоффе.

У Капицы был новый фотоаппарат и новое увлечение — фотография.

Контора по закупке оборудования помеща­лась в четырех комнатах в центре Лондона. Уже через несколько дней все эти комнаты были заставлены ящиками с книгами и ре­кламными проспектами самых разных фирм.

В Англии покупки делались с большой осторожностью. Иоффе говорил, что нужно бе­речь каждую копейку, и самым аккуратным образом заносил в записную книжку все ва­лютные операции, иногда вздыхал: «А из ме­ня мог бы получиться неплохой финансист».

Капица жаловался, что Иоффе никогда не был таким злым, как в Лондоне. Приборы стоили дорого. Особенно гальванометры и рентгеновские трубки.

Нужно было просматривать множество каталогов, заказывать литературу, опробывать приборы. Иоффе писал жене: «В Лондо­не я пытался свалить как можно больше ра­боты на Капицу, против чего он и не протес­тует, но все же и мне приходится мотаться изрядно».

Советская власть существовала еще только три года. Буржуазная пропаганда изображала ее не иначе как разрушителя культуры, нау­ки, нравственности. И вдруг ученые из Рос­сии. Оказывается, в России создаются новые научные институты, намечаются большие исследовательские работы. Это было неожи­данно. В этом усматривалась большая ро­мантика революции.

Английские ученые отнеслись к русским с интересом. Иоффе они знали и раньше, а молодой физик, его ученик, мало чем отли­чался от своих английских сверстников. Гля­дя на него, никто бы не догадался, что в да­леком голодном Петрограде в один год он по­терял отца, жену и двух детей. Нужно было быть очень сильным человеком, чтоб пере­жить столько горя, не покончить с жизнью и продолжать работать.

Ему было двадцать семь лет. Он хотел по­ступить в Кавендишскую лабораторию, чтобы учиться у Резерфорда, а может быть, еще и потому, что возвращаться домой было слиш­ком тяжело.

После осмотра Кавендишской лаборатории за чаем Иоффе с Резерфордом договорились, что Капица останется в Кембридже.

Ровно через сорок лет, в 1961 году, когда в Москве, в Институте физических проблем, встречали Нильса Бора, Капица сказал:

— Хочу обратить внимание наших моло­дых физиков, что надо выбирать себе «хозя­ина» в науке. Нильса Бора привели к Резерфорду те же импульсы, что затем привели и меня. В Резерфорде было что-то непреодоли­мо привлекательное, как в Шаляпине. Кто хоть раз слышал Шаляпина, тот стремился вновь и вновь услышать его; всякий, кому посчастливилось говорить с Резерфордом, искал новых встреч с ним.

В Кембридже Капицу встретили вполне прохладно. Его никто не знал. «Чем вы бу­дете платить за учебу?» — поинтересовался Резерфорд. «Мне платят жалованье», — ска­зал Капица.

Он руководил закупкой промышленного оборудования в Англии и мог платить за уче­бу. Первым его экзаменатором в Кембридже был Джеймс Чедвик. Потом они сделались большими друзьями. Капица был шафером на свадьбе Чедвика. Но это было позже, а в два­дцать первом году Капица был чужим в ста­ринном Кембридже.

Впервые на него обратили внимание, ког­да он поставил необычный рекорд: сдал фи­зический практикум за две недели вместо двух лет. Такое трудолюбие и целеустремлен­ность не могли остаться незамеченными. За Капицей стал наблюдать сам Резерфорд.