Шаржи

Шаляпина никогда не покидало чувство юмора. Он был всегда остроумен, мастерски рассказывал забавные истории, анекдотические случаи, изображал в лицах комические сценки. Артист умел подшутить и над собой в веселом устном рассказе или эпиграмме. В 1901 г., приехав в Милан, он перед выступлением в театре «Ла Скала» подарил одной соотечественнице автоэпиграмму:

Я здесь в Милане — страус в клетке

(В Милане страусы так редки),

Милан сбирается смотреть,

Как русский страус будет петь.

И я пою, и звуки тают,

Но в воздух чепчики отнюдь

Здесь, как в России, не бросают1.

С молниеносной быстротой Шаляпин набрасывал автошаржи. В начале сентября 1907 г. певец отправился в гастрольное турне по Америке. По дороге, остановившись в Петербурге, он навестил своего друга карикатуриста П. Е. Щербова. В доме художника он сделал два рисунка. Шаляпин изобразил себя огромным детиной с подчеркнуто толстой шеей, непомерно большой верхней губой и задранным носом2. Эти преувеличения создают впечатление комической важности, с какой некоторые певцы, пробуя голос, монотонно и нудно тянут звук.

Иронизируя над неумными и неумеренными в своих восторгах поклонниками, Шаляпин в 1916 г. исполнил оригинальный автошарж, который можно назвать: «Я гений!». С лукавой усмешкой он нарисовал взбитый над лбом кок волос, самодовольно сощуренные щелочки-глаза, вздернутый над длинной губой нос. От тщеславия и гордости все тянется ввысь — волосы, нос, подбородок и шея, выступающая из стоячего отложного воротничка, подвязанного пышным «художественным» бантом.

У Шаляпина была излюбленная форма автошаржа, которой он пользовался чаще других: две-три линии очерчивали овал лица, манишку, воротник; завиток означал характерный шаляпинский локон над лбом, два штриха намечали глаза, две жирные точки — ноздри, еще два штриха — нос. Такой меткий, очень похожий шаржированный автопортрет из линий и точек не мог не вызывать веселой улыбки. Эти шаржи Шаляпин охотно дарил приятелям. Один из них он сделал 9 марта 1914 г. в столовой Академии художеств на «встрече весны», которую он праздновал вместе со студентами. На фотографии3 всех участников праздника Шаляпин написал свой тост: «Вспоминайте, дорогие друзья мои, Весну, Любовь, Надежды и будьте счастливы. Пусть горе жизни исчезнет перед мужественным лицом Вашим, как исчезает дым перед лицом огня. Вперед!» — и подарил вместе с фотографией один из своих автошаржей студентам.

Отдельные автошаржи Шаляпина воспринимаются почти как политические карикатуры. Таковы его шаржи 1907 г. с немецким орденом. Один из этих рисунков он снабдил подписью: «Это я после свидания с императором Вильгельмом перед отъездом в Америку». Пародируя картину Федотова «Свежий кавалер», артист нарисовал себя в халате. На левой стороне груди прикреплен крест и написано «немецкий орден», а на правой — орден в виде кукиша с надписью «русский орден». Чертам своего лица Шаляпин придал необычайную напыщенность и важность, якобы вызванную «высочайшей наградой». Так, выражая презрение к ордену, пожалованному ему одним коронованным правителем, он в то же время горько иронизировал над тупым равнодушием монарха российского, ничем не отметившего его многолетнее служение отечественному искусству.

Среди шаляпинских рисунков было немало остроумных шаржей на коллег по оперной сцене, художников, знакомых. В январе 1908 г. Шаляпин встретился со знаменитым итальянским певцом Энрико Карузо, с которым познакомился за семь лет до этого в Милане, где они вместе пели в опере Бойто «Мефистофель». Между артистами установились приятельские отношения. Карузо хорошо рисовал, и возможно, что в ответ на его дружеский шарж Шаляпин исполнил свой. «Вива, Энрико!» — подписал он под изображением коренастого плотного человека с широким энергичным лицом, короткими усиками и быстрыми черными глазами. Сквозь добрый юмор, которым окрашен шарж, проступает характер Карузо — открытый, радушный, жизнерадостный.

В одну из веселых минут встречи масленицы Шаляпин сделал шарж на своего друга И. М. Москвина — артиста Московского Художественного театра. Клок волос, характерные линии широкого носа, рта, чуть намеченный подбородок, пенсне — несколько штрихов, но облик Москвина схвачен с исчерпывающей полнотой и острым юмором.

Шарж Шаляпина, который он шутливо назвал «Портрет Коровина», исполненный 14 сентября 1906 г., один из самых известных. Певец изобразил своего друга в профиль, стремительно бегущим, без пиджака, в жилетке с развязавшимся хлястиком, с торчащими на затылке волосами... но без лица.

Появление этого шаржа связано с событиями конца 1906 г., когда на Шаляпина обрушились черносотенные газеты, угрожая расправой за его революционные симпатии. Эти угрозы очень пугали Коровина. Поэтому Шаляпин и изобразил своего друга «потерявшим лицо» от страха за него и бегущим к нему на помощь.

При всей дружественности шаржи Шаляпина на знакомых и приятелей всегда нечто большее, чем просто шутка, и в них зачастую звучат социальные нотки. В этом смысле интересен шарж на барона Н. Д. Стюарта, важного петербургского чиновника. Шаляпин был в хороших отношениях с семьей Стюартов, которые оказали ему покровительство и помогли попасть в Мариинский театр, когда он был молод и неизвестен. Но эта симпатия не помешала ему запечатлеть одного из баронов таким, как его видел беспощадный глаз художника. Шаляпин изобразил Стюарта в домашней обстановке, его форменный сюртук расстегнут, в правой руке он держит скрипку. Лицо барона, гордившегося своим аристократизмом, совсем заурядно, он лыс, и его череп неправильной формы смешон. Тонкая ирония проскальзывает в том, что барон показан с моноклем и огромным перстнем на пальце левой руки. Убежденный монархист, считавший необходимым сохранение сословных привилегий, Стюарт в этом шарже воспринимается как олицетворение деградации упадка дворянства.

Не однажды Шаляпин рисовал забавные карикатуры на И. Г. Дворищина, близкого к нему человека, впоследствии актера и режиссера Мариинского театра. Об этих шаржах упоминалось в одной из петербургских газет: «Кто не знает Исайку Дворищина4. Исайка является в буквальном смысле телохранителем Федора Ивановича. Исайка увековечен с Шаляпиным на одной фотографии. Федор Иванович не раз рисовал на него карикатуры». Одна из этих карикатур, исполненная в Монте-Карло в марте 1911 г., сохранилась в собрании Ленинградского театрального музея.

Она имеет развернутый сюжет. «Исайка» — как его звали Шаляпин и друзья — изображен в номере гостиницы. Он стоит в длинном халате перед камином и, глядя в зеркало, пробует голос. Из его непомерно открытого рта выскакивают нотные знаки, а от громкого, сотрясающего стены пения даже покосилась картина на стене. Но «Исайка» ничего не замечает: скрестив руки на груди, раздувая ноздри и напрягаясь так, что на шее у него выступил кадык, он любуется собой и сам себя хвалит: «Правду говорит Шаляпин, что нас только двое! .. какое до диез закатываю, чуть горло вчера себе не свихнул...»

Эта карикатура не только веселая насмешка над безудержным увлечением «Исая» пением. Как все шаляпинское, этот рисунок имеет обобщающий смысл. Здесь им высмеяны оперные артисты, любители и поклонники «звучка» — малоосмысленного пения, желающие покорить публику звучностью голоса, а не художественностью исполнения.

Позируя зимой 1908 г. Головину для портрета в роли Олоферна, Шаляпин сделал карикатуру на Николая II. Вот как описывает возникновение этой карикатуры Альмединген: «Во время одного из последних перерывов Федор Иванович шутливо обращается к своему другу (карикатуристу Щербову): «Послушай, Паша, а я, кажется, не хуже тебя рисую карикатуры».. . Садится за стол, берет какую-то бумажку и начинает сосредоточенно и быстро что-то чертить. Подходим и видим — на бумаге появляется карикатура на Николая II. ...Удивительно, с какой легкостью, без поправок Федор Иванович нарисовал «главу империи». Раздается общий смех». Действительно, «хозяин земли русской», как именовал себя Николай II, представлен скудоумным затянутым в мундир офицериком, пытающимся придать своему лицу выражение значительности, а позе царственное величие.

Постоянной мишенью шаляпинского юмора были «господа чиновники» императорских театров. В своих мемуарах Шаляпин писал: «Что мне прежде всего бросилось в глаза на первых порах моего вступления в Мариинский театр, это то, что управителями труппы являются вовсе не наиболее талантливые артисты... а какие-то странные люди с бородами и без бород, в вицмундирах с золотыми пуговицами и с синими бархатными воротниками. Чиновники». Их лощеные фигуры он увековечил в одном из неоконченных шаржей5. Как символ бюрократической системы управления искусством предстают четыре чиновника, одинаково безликие в своей застылой тупой важности.

Много родилось под карандашом и пером Шаляпина шаржей и карикатур. Зачастую мы не знаем изображенных лиц, но каждый рисунок полон юмора, а подчас и едкого сарказма.

Шаляпин-художник, как и Шаляпин-артист, никогда не знал успокоенности. Об этом напоминают слова, написанные им в 1906 г.: «Нужно всегда гнать прочь спокойствие, ибо радость настоящей жизни в беспокойстве»6.

Творческая неутомимость, присущая Шаляпину, проявилась и в жанровом разнообразии его рисунков. При огромной любви к родной природе, он не мог пройти мимо нее как художник, не отразив в своих зарисовках. Два сохранившихся наброска связаны с впечатлениями Шаляпина от пейзажей окрестностей Ратухина, где он построил на высоком берегу речки Нерли дачу. Мечтая во время напряженной работы об отдыхе среди милой его душе природы, он набрасывал на бумаге эти знакомые в мельчайших подробностях места.

Один из рисунков назван Шаляпиным «Не клюет». На нем запечатлена знакомая каждому рыбаку сценка — терпеливое и самозабвенное созерцание поплавка, упрямо застывшего на воде. Несколькими сочными пятнами и штрихами Шаляпин наметил широкий водный простор и на нем лодку с двумя неподвижными фигурами рыболовов. Справа над рекой навис густой кустарник и ветвистые деревья. В плотных тенях, в неподвижности воды и листьев хорошо выражена тишина раннего летнего вечера.

Шаляпин прекрасно знал русские леса, поля и реки. Но больше всех других рек любил Волгу. На волжских берегах видел он богатырей, играючи перетаскивающих многопудовые кули и мешки. Здесь он, семнадцатилетний юноша, добираясь из Астрахани в Нижний Новгород на ярмарку, сам грузил и разгружал баржи.

В его память навсегда врезалась песня о дубинушке и ее герои — волжские бурлаки и грузчики. Одного из них он и нарисовал, создав своеобразную иллюстрацию к своему исполнению народной песни.

По дощатым мосткам, медленно переставляя ноги, движется здоровенный мужик. Он в коротких портах, широкой рубахе и тяжелых опорках. На спине его огромный, набитый до отказа мешок с надписью — «18 пуд.». Мешок больше грузчика, из-за него едва виден клинышек бороды и часть его лица. Велик груз, не всякому под силу, но обнаженная до локтя рука в рукавице крепко держит мешок. Не пригнуть ему к земле волгаря.

Все рисунки Шаляпина согреты любовью к жизни, ее ярким и разнообразным проявлениям. Это оптимистическое мироощущение очень хорошо выражено в его этюде обнаженной женской фигуры, исполненном 5 января 1907 г. Он нарисовал молодую женщину в расцвете сил. Слегка наклонившись над ванной, она пробует, не горяча ли вода, дотрагиваясь до нее кончиками пальцев. В изображении обнаженного тела у Шаляпина нет сухой отвлеченности академических рисунков. Он откровенно любуется своей моделью.

Пейзажи, шаржи, автопортреты Шаляпина отмечены не только талантом, но и определенным мастерством. Это подтверждает интересный двойной портрет Шаляпина, опубликованный в петроградской газете в 1918 г. Рисунок сопровождался надписью: «Загадочная картинка. Перед Вами два портрета Шаляпина: один написан самим артистом, другой — художником Дени. Какой рисунок принадлежит знаменитому артисту?» При этом под наброском Дени был поставлен автограф Шаляпина. Требуется немало усилий, чтобы установить, какой из этих, одинаково схожих с натурой, выразительных, броских и лаконичных портретов исполнен известным профессиональным карикатуристом и какой артистом-художником.

Конечно, Шаляпин внимательно присматривался к тому, что делали его друзья-художники, усваивая отдельные профессиональные навыки и приемы. Но по манере исполнения лучшие его рисунки совершенно самостоятельны и оригинальны. Своей непосредственностью и артистической одухотворенностью они ассоциируются с рисунками Пушкина.

Графика занимает основное место в наследии Шаляпина-художника, но предпочтение, оказанное ей, объясняется лишь тем, что любой клочок бумаги, карандаш, перо, наконец, спичка чаще попадались под руку и само рисование не требовало особых приспособлений и длительного времени. Между тем живопись тоже влекла Шаляпина. Коровин, говоря о любви артиста к живописи, вспоминал: «Когда приходил ко мне в декоративную мастерскую, то просил меня: «Дай мне хоть собаку пописать». Брал большую кисть и мазал, набирая много краски». Коровин приводит забавную подробность о живописных «опытах» Шаляпина. Посещая мастерскую художника, он часами старательно писал масляными красками чертей, «как-то особенно заворачивая у них хвосты». Об этих веселых картинах напоминает рисунок «Черт». С истинно гоголевским юмором нарисовал Шаляпин проказливого героя народных сказок — тощего, мохнатого, с уморительно грозной физиономией, с рожками, оттопыренными ушами и с копытцами на тонких ножках. Артист сопроводил рисунок иронической надписью: «Люблю чертей! — веселая публика, — а главное и замечательное то, что черту все равно, что о нем говорят, пишут, поют и рисуют».

Приглядевшись в мастерских Коровина, Серова и других живописцев к их работе, Шаляпин стал заниматься пейзажной живописью. Комаровская рассказывает, что в 1911 г. во Франции Шаляпин вместе с Коровиным писал этюды в окрестностях Виши: «Коровин пишет, а Шаляпин пристроится рядом на складном стуле и тоже пишет, поглядывая на этюд Коровина. Тот смеется: «Ты что у меня слизываешь». Во время одной из совместных летних поездок художника и артиста в Ратухино был, по всей видимости, написан пейзаж, под которым стоят две подписи. На нем изображен луг, заросший травой, вдали — фигурка и красное пятнышко косынки, а по горизонту — кайма леса.

В 1916 г. Шаляпин решил испробовать свои силы как живописец-портретист. Появление выполненного масляными красками автопортрета связано с позированием артиста сразу четырем художникам. Видя свое изображение у различных по творческому складу живописцев, он захотел сам рассказать о себе языком живописи. И здесь, как и во всем, что он делал, Шаляпин проявил самобытность, выразив свое обобщенное представление о личности артиста. Он написал себя почти в полный рост, в свободном бархатном плаще с открытой шеей и обнаженными руками, скрещенными на груди.

Шаляпин стоит, повернувшись вполоборота, глядя прямо перед собой, как бы представляя образ, который ему предстоит воплотить. Его лицо выражает душевную гармонию и спокойствие. Уверенностью, величием и даже торжественностью веет от всей его фигуры. Вместе с тем в автопортрете нет и намека на какую-либо помпезность или ложную театральность. Замыслу автопортрета отвечает и его строгая монументальная композиция: все второстепенные детали сведены к минимуму, четким силуэтом выделяется фигура на фоне стены. Шаляпин успешно справился с очень трудной задачей живописной передачи тела, хорошо написал лицо и шею, широкими свободными мазками исполнил плащ и фон. Даже если считать верным свидетельство Дворищина, что лицо в портрете было несколько проработано кистью Репина, то общий замысел, композиция и вся живопись автопортрета свидетельствуют о немалых возможностях Шаляпина в этой области искусства.

Помимо автопортрета, Шаляпин осенью 1918 г. исполнил портрет Дворищина. «Сейчас масляными красками писал Исая, — сообщал Федор Иванович дочери Ирине, — лицо вышло хорошее, но преступное. Он ругается».

Малое число живописных произведений Шаляпина не позволяет делать широких обобщений, но совершенно очевидно, что его кисть была способна воплотить серьезные замыслы.

• 1. Фотокопия автографа стихотворения, написанного 25 марта 1901 г. Музей музыкальной культуры им. М. Глинки.
• 2. История этих рисунков изложена в записке В. К. Макарова 20 августа 1952 г. ГПБ им. М. Е. Салтыкова-Щедрина, кп 1952 г., № 27.
• 3. ЛГТМ, фототека. Шаляпин среди студентов Академии художеств, кп 10352/24.
• 4. Любимцы любимцев. «Петербургская газета», 1911, 28 ноября, № 326.
• 5. ЛГТБ, отдел рукописей, рис. из бумаг Ю. Беляева.
• 6. Автограф в альбоме. 31 января 1906 г. ЦГАЛИ, ф. 764, oп. 1, ед. хр. 190.