Итак, место было выбрано. И 20 января 1932 года А. Ф. Иоффе издает приказ №5. «На основании постановления ЦК ВКП(б) от 12.9.31 выделяется с 1 января с. г. с переходом на самостоятельный бюджет из ЛФТИ Уральский физико-технический институт в составе четырех научно-исследовательских групп: 1. Магнитных и электрических явлений; 2. Фазовых переходов; 3. Механических свойств; 4. Электронографии».
Всего во вновь созданном институте вместе с бухгалтерией и хозяйствами числился 41 сотрудник. С волнением перечитываю этот список: многие из них, тогда молодые и неизвестные, стали с годами гордостью нашей физической науки — И. К. Кикоин, И. В. Курдюмов, В. И. Архаров, Б. Г. Лазарев, А. А. Смирнов, А. П. Комар, С. В. Вонсовский — академиками, М. Н. Михеев, Я. С. Шур — член-коррами. И все они (исключение — единицы) станут лауреатами высоких премий. А научными консультантами в новый институт Иоффе «завербовал» будущих светил теоретической физики, которые уже тогда начали подниматься в зенит, — Игоря Евгеньевича Тамма и Якова Ильича Френкеля.
Спустя много лет, уже в 1964 году, президент Академии наук М. В. Келдыш скажет, что одним из самых замечательных качеств Иоффе было то, что он никогда не жалел отдать из своего института лучшие кадры для организации новых ячеек физической науки. При этом речь шла не о каких-то «ненужных» сотрудниках, от которых директор рад освободиться, а о самых ценных и талантливых.. Именно это качество привело к тому, что на базе Ленинградского физтеха в Харькове, Свердловске, Днепропетровске, Томске были созданы крупнейшие коллективы советских физиков...
Возглавил Уральский физтех, этот потенциально сильный, но тогда еще мало кому известный коллектив, заместитель директора по науке профессор Дорфман.
Яков Григорьевич был крупный специалист по магнетизму и электрическим явлениям. Его фундаментальная «Физика металлов» (в соавторстве с И. К. Кикоиным) была одной из первых и лучших книг в этой отрасли знаний. Он любил свой будущий институт и сумел создать с помощью ленинградских архитекторов отличный проект Уральского физтеха, выбрав лучшее, что было тогда в мировом научном строительстве. Этот проект был напечатан потом в «Журнале технической физики» за 1933 год: в центре — многоэтажная башня, где должны были разместиться конференц-зал, комнаты для теоретиков, библиотека, столовая, а к этой башне примыкают одноэтажные, крепко стоящие на неколебимых фундаментах длинные здания лабораторий — почти для каждой лаборатории отдельное помещение... Уже в феврале 32-го года Яков Григорьевич едет в Москву и Свердловск защищать и привязывать этот проект к месту.
Но скоро сказка сказывается — дело со строительством Уралфизтеха растянулось на долгих шесть лет. И вообще могло бы не состояться, если бы А. Ф. Иоффе не проявил завидной смелости, дерзости даже. После полугодовых раздумий и поисков он неожиданно предлагает на должность директора нового института рядового аспиранта из группы магнитных явлений.
— Да вы что, Абрам Федорович? — удивились в Наркомате тяжелой промышленности, к которому принадлежали тогда ЛФТИ и УралФТИ. — Молод, неопытен, и научного авторитета нет.
— Почему неопытен? — возразил Иоффе.— Уже десять лет в партии. Комсомольский вожак. А научный авторитет — дело наживное. Что же касается молодости — это прекрасно! Старому человеку строительство, какое нам предстоит в Свердловске, просто не поднять.
Так появился на свет в июле 32-го уже известный нам приказ №14. И веселый Миша Михеев в одночасье превратился в серьезного Михаила Николаевича, сменил табуретку в лаборатории, где корпел над магнитными дефектоскопами, на директорское кресло, хотя, признаться, кресла этого тогда еще не существовало...
Жизнь его разорвалась пополам.
Он метался между Ленинградом, где по-прежнему и еще долгое время располагались их тесные лаборатории (аспиранты Халилеев и Носков, будущие доктора, занимались, к примеру, в подвальном помещении, не лучше было положение и у тогдашних инженеров-экспериментаторов Януса и Шура), и Свердловском — там его верный помощник Иван Иванович Чистяков, набрав бригаду рабочих, уже начал делать фундамент, валить лес для будущего строительства.
И — подбирал кадры. Прежде всего нужно было создать теоретический отдел, потому что, несмотря на молодость, Михеев понимал: не может быть серьезного института без фундаментальных теоретических исследований. Молодых теоретиков они с Иоффе и Дорфманом выбрали из выпуска Ленинградского университета, но им нужен был руководитель, идейный вождь. Конечно, в какой-то степени эту молодежь направляли научные консультанты Френкель и Тамм, но необходим был свой штатный начальник теоретического отдела, который руководил бы юными теоретиками на месте, на Урале, ибо уже осенью 1932 года теоретиков предполагалось послать в Свердловск: для их работы лабораторий и оборудования не требовалось. Кроме того, они должны были вести занятия по физическим дисциплинам в молодых свердловских вузах.
И такого руководителя Михеев нашел — на самом Урале, в Магнитогорске. Это был выпускник Московского университета, ученик крупного теоретика академика Л. И. Мандельштама. Семен Петрович Шубин, еще молодой, но своими работами уже громко заявивший о себе.
Приказ по УралФТИ от 14 сентября 1932 года... § 4. Зачислить начальником группы теоретической физики тов. Шубина С. П. Подпись: Михеев.
И Михаил Николаевич не ошибся: переехавшие вскоре в Свердловск вчерашние студенты-теоретики Вонсовский, Смирнов, Сергеев, Черниховский, Корец оказались в крепких и умных руках, они сразу включились в работу.
Труднее оказалось со строительством институтского корпуса. Михеев выезжал на Урал в июле, августе, сентябре, но, несмотря на это, к осени 32-го жизнь на стройке почти замерла...
Он ехал в Свердловск, чтобы выступить на бюро обкома партии, доказать там, что УралФТИ не фикция, а уже живущий, работающий институт!
Бюро вел первый секретарь обкома Иван Дмитриевич Кабаков.
— Мы — ленинградцы, — сказал Михеев. — Но мы с радостью едем на Урал и будем двигать тут физику металлов, науку, без которой невозможно развитие металлургии, а значит, и всей промышленности Урала. Поэтому Свердловский обком должен поддержать нас. Вот наши претензии. Первая. Трест Уралвтузстрой, который должен для нас строить, все силы бросил на индустриальный институт, а о нас забыл совсем, нарушил все договорные сроки. Это безобразие!..
Тогда в районе Втузгородка начали строить много (Михеев говорит: «штук тридцать») зданий разных научных институтов. Но все они так и остались на уровне фундаментов, не родились: началось воздвижение Уралмаша, и львиная доля средств и материалов, а с ними, как всегда, было туго, шла туда. То, что оставалось, буквально вырвали два будущих крупнейших НИИ Свердловска — Институт стали (теперь Институт черных металлов) и Уралфизтех.
Бюро Свердловского обкома приняло постановление о скорейшем возведении институтских зданий. Второй секретарь обкома, отвечающий за промышленность и науку, товарищ Мирзоян, похлопав Михеева по широкому плечу, сказал:
— Добивайся своего, парень, борись. Твое дело правое.
Он не случайно сказал: «парень». Тогдашний Михеев, которому только что исполнилось 27, и верно был похож на рабочего парня. Этакий русский богатырь, розовощекий и кудрявый, в своей неизменной косоворотке — таким он предстает на старой фотографии, где идет во главе институтской колонны на первомайской демонстрации. Фотографии любительской, случайной — никто из них в ту пору для истории не снимался, не до того было.
Заручившись поддержкой обкома, Михеев уговорил Иоффе, и они, заготовив «бумагу», нагрянули к самому наркому Орджоникидзе: надо было получить для будущих мастерских института (без них он тоже не мог существовать) хотя бы минимум станков. Григорий Константинович уделил им ровно пять минут. Познакомился с делом, выслушал и красным карандашом написал наверху их прошения своему заместителю: «Выделить Уралфизтеху 10 станков». Они просили двадцать, но и десять — это тоже была победа. Через месяц станки пришли — новенькие токарные, сверлильные и даже — о, радость! — фрезерный типа «Цинциннати»!
Однако дела в Свердловске, несмотря на постановление обкома, шли по-прежнему плохо: главное — не давали стройматериалов, а давали — не на чем их было вывезти. И опять бесконечные командировки, а летом Урал — постоянное местожительство... Выбили вагон цемента, а как его везти, если у института даже плохонькой машинешки нет. Нанимали частников, те драли втридорога, а разгружали уж сами — молодая сила и студенческий навык! Но оставалась проблема — кирпич. Наконец «выцарапали» целый состав с Камышловского завода. Разгружали опять сами.
— Тогда я и узнал, — улыбается сегодняшний Михаил Николаевич, — сколько он весит, трепельный кирпич... А лес у нас был свой. Сосновый, красный. Его прямо тут, на месте, ошкурили и порядком сложили. Только стройся. Но Втузстрой опять нас побоку пустил, елки зеленые...
Мы сидим с Михаилом Николаевичем в его просторном директорском кабинете, но не в той легендарной башне (ее давно нет, к ней почти на ее уровне прилепился целый корпус), а в новом здании ИФМ, построенном в конце 50-х годов снова усилиями Михеева и его товарищей: теперь все поняли значение Института физики металлов, да и возможностей стало побольше.
Добавить комментарий