5. Воспитание и мораль высшего типа

Группа факторов внешней среды способна меняться как в зависимости от общих причин, охватывающих условия быта всего общества, так и от причин частных, — например, от появления определенного нового направления в системе воспитания. Основное качество условий внешней среды, способствующих возникновению поведения высшего типа или морали будущего, заключается в способности средовых условий мешать укреплению в природе человека свойственного ему эго­истического начала. Это основное качество состоит в том, что большая часть поступков ребенка под давлением необходимости может быть поставлена на службу не ему самому или не только ему одному, но направлена на потребности других людей, родных или чужих. Так формируется поведение, кото­рое отучает от привычки ставить себя в центре вселенной или не дает образоваться этой привычке. Если в дальнейшей судьбе общества условия внешней среды изменятся так, что с самого раннего возраста человек, к какому бы слою общества он ни принадлежал, будет развиваться при необходимости работать для других и будет привыкать к мысли о такой же необходимости и неизбежности такой работы, как неизбежно, например, умывание, то, несомненно, этим повысится количество людей, приближающихся по своему поведению к высшему типу.

С какого возраста возможно влиять на характер человека? Не знаю, как смотрят на это специалисты, а мне кажется, что самые первые уроки слов и действий закладывают некоторые основы будущего человека. На самом деле, чуть ли не первое слово после «папа» и «мама» — это «дай», а там идет «мое» и т. д. Вероятно, пока ребенок не научился еще противопоставлять себя внешнему миру, существует изрядный период, когда он чувствует себя одним-единственным существом, наполняющим мир, и воспринимает все окружающее только как свои аксессуары. В это время, вероятно, он идеальный эгоист, и эту основу его характера жизнь должна переработать в бо­лее позднем возрасте в противоположном направлении. Но не всегда эта переработка дает положительные результаты. Может быть, можно облегчить эту переработку, не давая с самого начала слишком много пищи для развития первоначального «идеального эгоиста». Ведь обучение первым словам и первым действиям, например протягиванию руки за подачкой, уже есть начало воспитания, и эти первые шаги целиком основаны на пробуждении и закреплении эгоистического начала. Может быть, так делается потому, что этим путем достигается более быстрый успех.

Вероятно, воспитательницы подняли бы ужаснейший шум, если бы им было предложено изменить способ первоначального обучения, и стали бы доказывать, что иначе невозможно, что учение первым словам и первым жестам еще не есть начало воспитания. Может быть... но, во всяком случае, в следующем периоде жизни ребенка все внимание должно быть обращено на то, чтобы приучить формирующегося человека к мысли, что трудиться на пользу других так же необходимо, как необходимо не воровать, быть честным и прочие, может быть, менее важные вещи. Если бы с такой же настойчиво­стью внедрялось представление о необходимости работать для других, с какою внедряется представление о безнравственности, постыдности и всех ужасных последствиях воровства (чего на самом деле, может быть, и нет), то мысль о работе стала бы такой же привычной, как мысль о недопустимости воровства. Как много людей, которые только благодаря воспитанию и подумать не могут, чтобы что-нибудь украсть, и как мало таких, у которых работа для других составляет большую часть жизни. Этому их не учили ни жизнь, ни педагоги.

Для того чтобы ввести соответствующий параграф в педагогическую практику, вероятно, требуется огромный талант и глубочайшая мудрость; во всяком случае, бóльшие, чем для того, чтобы привить прочный отказ от воровства. И в этом новом параграфе потребуются примеры, как иллюстрация, как основное средство всякого обучения. Может быть, в этом и лежит главная трудность.

До сих пор те качества, которые делают из людей носителей морали высшего типа, морали будущего, прививала людям не педагогика, а только жизнь. Оказалось, что в худшем материальном окружении, среди людей, живущих физическим трудом, условия для становления высшей морали несравненно более благоприятны, чем в обеспеченных слоях общества, живущих умственным трудом, а если не умственным, то и не физическим. О том, как необходимость заставляет забывать в самом раннем возрасте о себе и работать на других, как создается привычка думать, что иначе и не бывает и быть не может, как таким образом вытравляется эгоистическая основа, — об этом мы говорили. Все обходится без всякого воспитания в смысле преднамеренной учебы. Из такой жизненной школы выходят стихийные носители морали будущего, те, которым ни разу в жизни не пришло в голову, что они «несут» какую-то мораль, но которые до того цельны, что ни в одном поступке не могут погрешить против этой морали, подобно тому как высококвалифицированный музыкант не может взять фальшивой ноты. Но странное дело — с повышением достатка фактор необходимости отпадает и... не заменяется ничем; таким обра­зом, исчезает суровая и благотворная школа жизни. Вряд ли я ошибусь, утверждая, что масса молодых людей не только из средних, но и из нижних слоев общества, посещая школу, полагает, что другого дела для них и нет и не должно быть. Это не удивительно, но удивительно то, что и родители думают так же: главное — получить образование, а остальное приложится. Но остальное и самое главное не прикладывается, и пока это мало кого огорчает.

Но если владельцы талисманов, носители морали будущего, нужны для выправления человеческих отношений, нужны, чтобы сообщить жизни ту красоту, которой она пока зачастую лишена, то как сделать, чтобы их стало больше?

Конечно, никакого рецепта здесь дать нельзя. Возможен только самый общий ответ: исчезающая при повышении благосостояния необходимость работать для других должна быть заменена какой-нибудь другой школой, содержащей не менее могучий фактор, чем необходимость работать. Но она должна быть совершенно не похожа на воспитание в духе христианства, в духе любви к ближнему и непротивленчества; проповеди достаточно настойчивого педагога на эти темы способны создать только дефективные типы, потому что все эти положения, как мы уже говорили, суть лишь разрозненные обрывки того целого, без которого они не имеют никакого значения; учить любви к ближнему и непротивлению, обходя целое, бесполезно, и самая попытка сделать это не свидетельствует ни о талантливости, ни о мудрости педагога. Типы носителей морали высшего порядка, выведенные в художественной литературе, образовались без чьего-либо давления в определенную сторону, без всякой педагогики, стремящейся выработать их именно такими, какими они вышли в действительности. Однако это не значит, что и в будущем они должны возникать только самотеком, что не могут быть приняты никакие меры для сознательного увеличения их числа.

Существует хороший пример, который показывает, что какая-нибудь положительная сторона быта, существующая сама собой, исчезает, а потом опять появляется вновь, но уже не сама собой, а непременно культивируемая и поощряемая. Самоеды (ненцы) в массе не знали воровства. Еще в 1908 году в тундре полуострова Ямала можно было видеть целые обозы (анасы) самоедских нарт, увязанных кожами для защиты имущества от непогоды; хозяева этих нарт спокойно оставля­ли их без присмотра, если оказывалась нужда на время откочевать куда-нибудь налегке. Они знали, что другие кочующие самоеды, наткнувшись на их нарты, ничего не возьмут. Этой первобытной — можно назвать ее стихийной — честности уже не было у остяков, не говоря уже о зырянах. По мере усложнения быта и людских отношений первоначальная массовая честность исчезает. Теперь нужно окультуривание, которому различные натуры оказывают различное сопротивление. В некоторых случаях окультуривание оказывается бессильным укрепить честность, так как мы видим, что существуют довольно культурные воры. «Гони природу в дверь — она влетит в окно». По-видимому, в истории честности, употребляя это слово в смысле уважения к чужой собственности, и в становлении морали высшего типа много общего, хотя они между собой далеко не всегда связаны. И мораль высшего типа, и честность возникают первоначально независимо от воли и сознания их носителей. Их вырабатывает примитивный быт, основными признаками которого можно признать несложность и малочисленность отношений каждого человека к себе подобным и к окружающему. Благодаря этим признакам воспитательное значение быта приобретает отчетливость и категорич­ность. Воспитание бытом в примитивном обществе бьет в не многие точки, но бьет упорно и всегда достигает определенных результатов. Можно думать, что жизнь самоедов лицом к лицу с природой тундры и с оленьим стадом, кочевой образ жизни, исключающий скученность, простота домашнего обихода, который почти целиком обслуживается оленями, не дают предпосылок для воровства, и самоеды в массе его не знали. При усложнении быта первоначальная честность исчезает и возрождается уже при других условиях. Способность к самоотречению или подавление эгоистической базы, основное свойство носителей морали высшего типа, возникают тоже главным образом в зависимости от условий быта, действующих согласно с наследственностью, а при изменении этих условий, несмотря на благоприятную наследственность, подавление эгоизма уже оказывается далеко не полноценным.

Таким образом, возникновение честности аналогично с альтруистической моралью, а их дальнейшая судьба — исчезновение или ослабление при изменении внешних условий — тоже сходны. Можно поэтому думать, что и третий этап — вторичное восстановление этих характеристик — произойдет в обоих случаях сходным образом: окультуривание создало вторичную честность, может быть, оно же повлечет увеличение числа людей с нормами поведения высшего типа. Но уже теперь можно сказать, что того окультуривания, которое до­статочно для отказа от воровства, недостаточно для проявления морали высшего типа.

Отказ от воровства произошел не только благодаря наставлениям, но, конечно, благодаря, главным образом, соответствующим мерам, то есть опять-таки благодаря изменению быта. Но то изменение быта, которое создало требуемую для отказа от воровства базу и которое заключается преимущественно в воспитательном значении примера в семье и школе, совершенно не сопровождается появлением факторов, необходимых для образования норм поведения высшего типа. Здесь нужны такие факторы, которые представляли бы собой мощный поток положительных примеров и требований к растущему человеку, способствующих подавлению эгоистической основы. Такие факторы отсутствуют, может быть, потому, что для них не пришло еще время.

Но возможно, что помимо них существуют и другие факторы, действующие в нужном направлении, еще не обособившиеся как определенная группа, но уже влияющие на склад характера высшего типа. Возможно, что самое усложнение жизни при бесконечном разнообразии бытовых, политических, общественных и других условий, в которых приходится развиваться и формироваться характерам, доставляет благоприятные случаи для образования характеров высшего типа. Что такие случаи, такие уголки жизни непременно должны быть, подтверждается существованием представителей морали высшего типа среди людей высокой культуры. Конечно, в этих случаях решающую роль играет не та необходимость с раннего возраста работать не покладая рук, которая ведет к постепенному затуханию эгоистического начала, а растущее увлечение работой в каком-нибудь определенном направлении, теоретическая и практическая идейная работа, оставляющая все меньше и меньше времени думать о себе и в конце концов делающая совершенно неинтересным занятие личны­ми делами. Этим путем достигается полное переключение субъективных интересов на интересы объективные.

Хорошим примером может служить профессор из «Скучной истории» Чехова, живущий только наукой и тяготящийся домашними делами, которыми его допекают. Старый и больной, думающий о близкой смерти, он с удивлением отмечает, что в таком положении его более интересуют судьбы костного мозга, чем вопросы о существовании бога и будущей жизни. Критика расказнила этого профессора за безыдейность, за отсутствие прогрессивного жизненного лозунга и еще не знаю за что; но она, конечно, и не подумала о его вдохновенном служении науке, о способности в соприкосновении с ней забывать все личное и терять к нему всякое тяготение, переключаясь на объективные интересы. Это — способность высшего типа; она помогает ему в жизни одерживать моральные победы, а в науке чутьем угадывать вопросы, утратившие интерес и переставшие быть проблемами. Когда личный интерес исчезает под давлением интереса объективного, исчезает на время и противопоставление своего «я» всему остальному. Такое состояние, вероятно, проявляется в отдельных случаях в различной степени, но всегда остается состоянием высшего просветления, сближающим и профессора, и Алешу Горшка, и других обладателей талисмана. В литературе характеры, причисляемые к высшему типу, принадлежат обыкновенно людям, за­нимающимся физическим трудом.

Писатели сравнительно редко выбирают героями своих произведений представителей других профессий, которых точно так же можно было бы отнести к высшему типу. Происходит это, по всей вероятности, вследствие сравнительной трудности воплотить такого героя в художественном образе. Чеховского профессора только с натяжкой можно отнести к носителям морали будущего, потому что для спасения художественной правды автору пришлось наделить его такими чертами, которые носителю морали будущего не полагалось бы иметь: профессор часто хандрит, томится, его одолевают мрачные мысли, он часто теряется... Зачем же автор сделал так? Вероятно, затем, что на этом фоне неуверенности, страданий и недовольства пророчески правдиво выделяется все то, что говорит и думает профессор о людских отношениях, о науке, о счастье служить ей... Его словам, простым и ясным, как мудрость, веришь без малейшего колебания, потому что чувствуется, что они выстраданы, добыты опытом всей жизни; веришь также и тому, что профессор, несмотря на свой грех отсутствия прогрессивного жизненного девиза, тоже носитель морали будущего, хотя несколько не такой, как Платон Каратаев, чеховский Ефрем в рассказе «Встреча» и другие.

Мы уже говорили, что отыскивать интересующие нас типы в жизни гораздо труднее, чем в литературных произведениях. Зависит это от того, что в первом случае отсутствует указующий перст писателя, который особенно нужен тогда, когда дело идет о людях, живущих физическим трудом. Здесь трудно отличить избранников, потому что их поведение внешне, вследствие малосложности жизни, ничем не отличается от поведения всех прочих людей того же слоя. В жизни мы, быть может, не узнали бы ни Пашеньку из «Отца Сергия» Толстого, ни Марью Семеновну из его же «Фальшивого купона». Они показались бы нам глубоко неинтересными, погрязшими в домашних заботах и житейских мелочах; о том, что они обладают талисманом, мы и не подумали бы. А сколько женщин среди деревенских тружениц, которые всю жизнь как «в котле кипят» — и всё для других! Конечно, не все они Пашеньки; у многих эгоистическая база только до поры до времени подавлена и ждет подходящего случая, чтобы проявиться, но много и Пашенек. Хочется верить, что слабое влияние последних на жизнь, слабое действие их примера и самая трудность распознавать их — все это временно и в обществе готовятся изменения, благодаря которым скрытое влияние на жизнь таких людей станет явным, а их примеры начнут вербовать не отдельные, случайные единицы, а повлекут за собою многих.

Но если изменениям (в смысле мутаций) в природе и психике человека не суждено произвести такого переворота, то он может возникнуть другим путем, с большей постепенностью, благодаря изменениям в условиях быта или вообще в условиях внешней среды. Во всяком случае, какое-нибудь изменение или в сторону заметного увеличения числа представителей носителей морали высшего типа или, наоборот, в сторону уменьшения их числа должно произойти, потому что нельзя себе представить, чтобы численные отношения различных типов достигли прочной стабилизации. Эти отношения находятся в состоянии неустойчивого равновесия и отвечают изменениями как на всякое изменение природы человека, его психики, так и на изменения внешней среды. То обстоятель­ство, что мы ожидаем изменений1 в сторону, благоприятную для распространения морали высшего типа, вытекает из основных качеств людей этого типа, которые нам уже известны, которые делают их наиболее способными одержать моральные победы, а следовательно, и чувствовать удовлетворение во всех жизненных конфликтах. Эти качества делают его наиболее способным привести жизнь к такому строю, который был бы приемлем для наибольшего количества людей.

• 1. Возможность таких изменений не совсем утопична: они известны в обширных сообществах, охватывающих целые нации, где они подготовляли сравнительно внезапное появление и распространение какого-нибудь отдельного признака. Мне известны, например, случаи изменения произношения отдельных слов, которые наступали в сравнительно короткий период и охватывали массу людей. Л. С. Берг, автор «Номогенеза», откуда я черпаю эти сведения, приводит данный пример как подтверждение направленности развития, но мне кажется, что пример этот может быть истолкован и с дарвинистической точки зрения: можно думать, что признак нового произношения есть результирующее явление нескольких постепенно накапливающихся мутационных изменений гортани, связок, языка, полости рта, которые, достигнув определенной резкости, вызвали в конце концов безразличное в смысле полезности новое произношение некоторых слов.