Дорога в науку

Александр Фридман родился 17 июня 1888 года в Петербурге В этом городе прошла почти вся его жизнь — за выче­том военных лет и нескольких последующих разъездов по служебным делам. Здесь он получил образование, прошел серьезную научную подготовку. Здесь полностью развернулся его научный и организационный талант. Поэтому формирова­ние Фридмана как ученого нельзя понять, не приняв в расчет историю развития ленинградской научной школы.

Родители Фридмана принадлежали к тому слою   петер­бургской интеллигенции, который занимал промежуточное положение между аристократами и разночинцами. Отец его был музыкантом. В книге Фокина, посвященной балету, имеется упоминание о композиторе А. Фридмане. Мать ученого — Люд­мила Игнатьевна Воячек была дочерью чешского музыканта и композитора. Саша Фридман воспитывался у родственников отца; одно время он даже жил в Зимнем Дворце. Сохранились воспоминания о том, как в 1906 году юный Фридман, живя во дворце, писал революционные листовки. Родственники у которых он жил, боялись, что его арестуют, и не выпускали на улицу. Но к Фридману приходил В. И. Смирнов (ныне академик), брал листовки и распространял их.

Для представителей той общественной категории, к которой принадлежал Фридман, было характерным домашнее воспитание с обучением иностранным языкам. Правда, по сви­детельству людей, близких к Фридману, его знание немецкого и французского языков в зрелом возрасте не было совершенным.

1897 году девятилетний Фридман был отдан в приготовительный класс Второй петербургской гимназии. В этом учеб­ном заведении он пробыл до 1906 года и вышел из него с золотой медалью и первым опытом самостоятельной научной работы.

Занятия в гимназии всегда связываются в сознании с гуманитарными предметами, с древними языками — латынью и греческим. В общих чертах такое представление правильно, ибо наряду с гимназиями в то время существовали реальные училища, в которых основное внимание уделялось точным наукам. Однако окончание гимназии не предопределяло еще ро­да деятельности выпускника — примером тому может служить и великий биолог Павлов, учившийся в Рязанской гимназии, и многие другие ученые, в том числе Фридман. Последний в творческие годы никогда не проявлял особой симпатии к ла­тыни или даже просто отличного ее знания. Надо полагать, что система во Второй гимназии была достаточно гибкой, что­бы учащиеся, проявляющие явные способности к математиче­ским предметам, могли получить соответствующие знания.

Что касается Фридмана, то у него эти способности были очень яркими. Екатерина Петровна Дорофеева, жена ученого, писала в своих воспоминаниях: «Еще в детстве для него было придумано самое строгое наказание: его оставляли без уроков арифметики. Математика была как-то органически связа­на с ним». Все говорит о том, что, учась в гимназии, Фридман занимался математикой значительно активнее, чем другими предметами.

Этой активности немало способствовал математический кружок, организованный в гимназии. Фридман был одним из главных членов кружка. Вместе с ним в кружке участвовал его гимназический товарищ Я. Д. Тамаркин, впоследствии также известный математик. Самодеятельные занятия точны­ми науками в школьные годы сыграли очень большую роль в формировании научных интересов Фридмана и его стиля рабо­ты. Доклады на заседаниях кружка убеждали в том, что «не ­боги горшки обжигают», что при затрате достаточного вре­мени можно разобраться в совершенно новых для тебя науч­ных вопросах и растолковать эти вопросы другим. Смелость в изучении незнакомых предметов осталась у Фридмана на всю жизнь и составляла его характернейшую особенность. Он вы­работал в себе отношение к званию математика, соответству­ющее лучшим традициям: истинным математиком может быть признан лишь тот, кто в случае необходимости разберется в любой сложной и запутанной проблеме.

В 1905 году, ещё будучи гимназистом, Фридман выполнил свою первую научную работу. Вместе с Тамаркиным он напи­сал статью, касающуюся чисел Бернулли. Публикация появи­лась в 1906 году в солиднейшем научном журнале «Mathematische Annalen», издававшемся Клейном и Гильбертом.

Когда думаешь о детстве и юности крупного ученого, невольно размышляешь над тайной лабораторией, формирующей творческую мысль. Почему один человек становится знаменитым физиком или математиком, а его сверстник, который в школе успевал ничуть не хуже или даже лучше, ничего не добивается в науке? Почему бывают периоды, когда ученых и мыслителей рождается особенно много, а случаются време­на некоего упадка?

По всей вероятности, дело здесь в сочетании двух условий: любви к исследовательской работе самого человека и той на­учной и общественной атмосферы, в которой этот человек жи­вёт.

Фридман, поставивший вместе с Федосеенко рекорд высо­ты, ставил рекорды во всем, за что брался: в метеорологии, в гидродинамике, в теоретической физике, в административной и организаторской деятельности. Об этом качестве Фридмана хорошо сказал известный ленинградский математик Гюнтер: «Мы знаем, что Александр Александрович везде очень быстро поднимался до высших постов управления. Мало кому ведо­мый лаборант Магнитной обсерватории в начале войны, он заведовал метеорологической съемкой целого фронта в ее середине и основывал заводы для оборудования частей, необ­ходимых для воздухоплавания в конце ее.

Начав в 1920 году жизнь сначала, он в 1925 году — уже директор обсерватории и, мы знаем, директор, занявший свой пост с готовым планом работы по полной реформе обсерватории и, может быть, единственный человек, способный выпол­нить эту реформу».

Способность быстро схватывать научные идеи не всегда ведет к настоящему успеху. Но у Фридмана эта способность сочеталась с глубиной исследовательской мысли и с необык­новенным трудолюбием.

Чувство долга, стремление работать каждый день без малейших отступлений от намеченной программы — важнейшие черты характера Фридмана, проявившиеся уже в юности. Не учитывая их, нельзя понять, как этот ученый сумел столько сделать за свою недолгую жизнь. Только сплав одаренности с волей и целенаправленностью в труде формирует людей типа Фридмана.

Один из учеников Фридмана, ныне известный ученый, вспоминает, как он поступал в аспирантуру  к Александру Александровичу. Это было в 1925 году. «По объективным причинам, связанным с переездом из одного города в другой, — вспоминает ученый, — я не успел подготовиться к условленному экзамену. Узнав об этом, Фридман крайне удивился. Для него было непонятно — как же так, человек должен был выучить то-то и то-то и не выучил. И только когда я объяснил, в чем дело, Фридман согласился, что бывают случаи, когда не удаётся выполнить намеченного».

Каждодневная работа была не только законом всей жизни Фридмана, но необходимостью для него.