О ввеликих людях:
В воспоминаниях о президенте Академии наук Советского Союза Сергее Ивановиче Вавилове один из его учеников, ныне академик П. А. Черенков писал: «Удивительной была его работоспособность. Для тех, кто хорошо знал С. И. Вавилова, по-особому звучат слова... где он назван великим тружеником науки.
В этих словах очень сжато и точно выражена главнейшая, наиболее отличительная особенность С. И. Вавилова.
Сергей Иванович действительно был предан науке, любил ее, и это первая, основная черта его образа»1, то главное, что составляло жизненное кредо замечательного пропагандиста научного знания, каким был первый председатель Правления Всесоюзного общества «Знание». Удивительная работоспособность и любовь к науке... 2
Одаренность. Призвание. Талант. Такими словами обычно характеризуют явно выраженную склонность человека к определенной творческой деятельности. Но как трудно порой установить природу этой склонности — то главное, что заставляет нашу одаренность засверкать всеми ее красками, раскрыться всеми гранями. «Талант, — говорил Горький, — развивается из чувства любви к делу, возможно даже, что талант в сущности его есть только любовь к делу, к процессу работы».
Оценивая деятельность С. И. Вавилова как пропагандиста научных знаний, мы говорим о нем, как о замечательном популяризаторе, о человеке необыкновенно широкого творческого кругозора. «Широта научного и вообще творческого кругозора, удивительное разнообразие интересов, — вспоминал академик П. А. Ребиндер, — всегда поражали в Сергее Ивановиче. Глубокое знание музыки, тонкое понимание литературы, живописи и театра, горячая любовь к книге и к ее оформлению, активный интерес к истории науки и к глубочайшим философским проблемам, ко всем сторонам жизни и культуры редкостным образом сочетались в этом замечательном ученом с удивительной научной сосредоточенностью»3.
Конечно же, за всем этим был труд и труд, были увлечение и вечный поиск ученого.
По свидетельству друзей юности, уже в годы учения Сережа Вавилов отличался «всеядностью» интересов, особой одержимостью к знаниям. Первой его школой было Московское коммерческое училище. Отец полагал, что это будет лучшим воспитанием для сыновей Николая и Сергея. Увы, ни тот, ни другой, как известно, не оправдали родительских надежд: оба вошли в историю науки как творцы естествознания.
Постигая премудрости коммерции, мальчики жадно тянулись к другим знаниям. Еще до училища Сережа собирал гербарий и прекрасно разбирался не только в мире растений, но и животных. Затем его интересуют физика и химия.
Далеко не чужд младший Вавилов и миру искусств, поэзии. В пятом классе училища Сергей организует кружок любителей искусства, литературы и философии. Здесь он часто выступает с докладами.
Самый же первый свой научный доклад «Радиоактивность и строение атома» мальчик прочитал еще раньше перед учащимися. Выступление юного физика понравилось всем. Особенно обращала на себя внимание основательность и глубина изложения темы.
Круг научных интересов будущего президента Академии наук выходил далеко за пределы программы училища. Часто, едва дождавшись окончания урока, Сергей бежал на Лубянскую площадь к знакомому зданию Политехнического музея, чтобы успеть к началу научно-популярной лекции известного ученого.
Основанный в 1872 году Обществом любителей естествознания, антропологии и этнографии, этот музей к началу XX века стал одним из центров распространения научных знаний среди населения. Публичные лекции здесь читали известные прогрессивные ученые, «властители дум» молодежи. Они расширяли кругозор слушателей, воспитывали материалистические взгляды на природу, формировали мировоззрение.
Когда здесь выступали К. А. Тимирязев, А. Г. Столетов, Н. Е. Жуковский, места в аудитории брались с бою. Мог ли молодой Вавилов, рвущийся к знаниям, не воспользоваться возможностями, которые открывал Политехнический?
Уже в школьные годы у Сергея Вавилова пробуждается зрелый интерес к трудам классиков естествознания. Увлеченно занимается он иностранными языками. В домашних условиях учится итальянскому языку, а затем латыни. Позднее эти знания становятся его добрыми помощниками — он легко читает в оригиналах сочинения Ньютона, Ломоносова, других ученых, написанные по обычаю тех времен по-латыни.
Еще в коммерческом училище Сергей Вавилов знакомится с замечательным трудом В. И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм». Очень внимательно изучил он эту книгу, делая пометки на полях. Так, начиная со школьной скамьи, у будущего ученого накапливаются разносторонние знания, получают необходимую огранку природные дарования.
Идут годы. Вот уже закончен физико-математический факультет Московского университета. И тут в мирную жизнь страны врывается война. Почти четыре года молодой Вавилов находится на фронте. Сначала солдатом, затем младшим офицером он сражается на полях Галиции, Польши, Литвы.
Конец войне положили события незабываемого 1917 года. Прапорщик Вавилов с восторгом встречает Октябрьскую революцию. Вместе с солдатами он приветствует новую эру, первые шаги Советской власти. В феврале 1918 года Сергей Иванович Вавилов приезжает в Москву и с головой уходит в науку.
Осенью 1920 года он уже профессор недавно созданного Московского зоотехнического института. Молодой профессор полон энергии, творческого энтузиазма. Его предмет для зоотехников второстепенный. Но ведь это физика! Основные законы мироздания должны знать все. И Вавилов оставляет в программе своего курса все сложные вопросы, включая теорию относительности и квантовую теорию.
Трудных наук нет, есть только трудное изложение. Как же донести до слушателей свои знания, свою увлеченность, любовь к своей науке? Очевидно, читать этот курс предельно просто, не злоупотребляя, а по возможности избегая математических выкладок и абстракций. Так сама жизнь поставила ученого перед необходимостью излагать сложные научные положения в общедоступной форме и при этом, самое главное, оставаться на уровне научного освещения вопроса.
Чтобы заинтересовать аудиторию, вовлечь ее в процесс мыслительной деятельности преподавателя, Вавилов большое внимание уделяет форме изложения лекционного материала.
Богатство, ясность и глубина мысли. Язык образов. Все это присуще мастеру научной популяризации в такой мере, что можно говорить о «стиле Вавилова». При этом речь идет о настоящей науке, об умении донести ее суть до неискушенного человека, сделать его соучастником путешествия в большой мир знаний.
«Популяризатор, — писал в свое время Д. И. Писарев, — непременно должен быть художником слова, и высшая, прекраснейшая, самая человеческая задача искусства состоит именно в том, чтобы слиться с наукою и, посредством этого слияния, дать науке такое практическое могущество, которого она не могла бы приобрести исключительно своими собственными средствами»4.
Художник слова. Вот то, о чем прежде всего думаешь, слушая, читая С. И. Вавилова. Как важно здесь все: и подбор фактов, и логика мысли, и удачное образное сравнение, и научная точность определения, и форма изложения.
Образность, но не украшательство. Простота, но не выхолащивание сущности научной темы. Общедоступность, но не вульгаризация науки.
Очень требовательно относился Вавилов к языку. Доктор физико-математических наук Н. А. Толстой вспоминает, как однажды его удивил учитель: «Вам поручается перевести книгу Принсгейма. Я буду редактировать. Предупреждаю, чтобы в книге не было ни одного «является». Это я-в-л-я-е-т-с-я пошло от немецких философов-идеалистов. Это русские гегельянцы в сороковых годах прошлого века ввели. Безобразие! Все, что угодно, можно сказать по-русски без я-в-л-я-е-т-с-я»5.
Помню, как в 1950 году я, тогда заведующий редакцией массовой научно-популярной литературы Гостехиздата, был приглашен на совещание к председателю Всесоюзного общества по распространению политических и научных знаний. Мы сидели в небольшом кабинете Сергея Ивановича. Шел откровенный разговор о том, как всем нам поднять издание научно-популярной литературы на качественно новый уровень. Говорили о тематике, об авторах, о доступности, требовательности к языку. И вдруг Сергей Иванович, повернувшись ко мне сказал: «Брошюрки вашей серии я читал. Нужное дело. Но о языке заботитесь плохо. Да вот хотя бы такая книжка (и он назвал брошюру известного ученого). Я понимаю, ему некогда думать о языке, ну а вы-то — редактор! А в книжке? Что ни фраза, то «это» и «это».
Я сидел, не зная, что ответить. Действительно, как редактор я явно злоупотреблял в те годы словом «это».
Художественность изложения в сочетании с глубиной научного содержания — вот что неизменно отличает творчество академика С. И. Вавилова. Отличает настолько, что порой трудно увидеть водораздел между его научно-популярными работами и лекциями.
Вспомните, как начинается его книга «Глаз и солнце»6. «Сопоставление глаза и Солнца так же старо, как и сам человеческий род. Источник такого сопоставления — не наука. И в наше время рядом с наукой, одновременно с картиной явлений, раскрытой и объясненной новым естествознанием, продолжает бытовать мир представлений ребенка и первобытного человека и, намеренно или ненамеренно, подражающий им мир поэтов. В этот мир стоит иногда заглянуть, как в один из возможных истоков научных гипотез. Он удивителен и сказочен: в этом мире между явлениями природы смело перекидываются мосты-связи, о которых иной раз наука еще не подозревает. В отдельных случаях эти связи угадываются верно, иногда они в корне ошибочны и просто нелепы, но всегда они заслуживают внимания, так как эти ошибки нередко помогают понять истину. Поэтому и к вопросу о связи глаза и Солнца поучительно подойти сначала с точки зрения детских, первобытных и поэтических представлений».
«Играя в прятки, ребенок очень часто решает спрятаться самым неожиданным образом: он зажмуривает глаза и закрывает их руками, будучи уверен, что никто его не увидит, для него зрение отождествляется со светом... У поэтов перенос зрительных образов на светило и, наоборот, приписывание глазам свойств источника света — самый, обычный, можно сказать, обязательный прием».
И тут же автор вспоминает Пушкина и Есенина, Тютчева и Фета:
Звезды ночи,
Как обвинительные очи.
За ним насмешливо глядят,
Его глаза сияют...
И брызжет Солнце горстью
Свой дождик на меня...
Что это? Легкое, «околонаучное» чтение? Совсем нет! Это публичная лекция, ставшая потом книгой. Перед нами произведение, которое уже давно стало классическим образцом научной популяризации. В блестящей научно-художественной форме здесь заключено и глубокое научное содержание, и раздумья большого ученого над проблемами, которые еще не решены наукой.
По меткому замечанию профессора В. А. Фабриканта, ученика Вавилова, вопросы популяризации науки у его учителя «были неразрывно связаны с вопросами самой науки».
Свои беседы и лекции С. И. Вавилов обогащал самыми разнообразными фактами из истории и мифологии, из художественной литературы, даже из истории языка.
Еще в годы работы в зоотехническом институте Вавилов убедился, что восприятие слушателями новых знаний идет гораздо успешнее, если лектор пользуется методом «активного слушания», если изложение ведется таким образом, что слушатели «открывают» для себя тот или иной вывод прежде, чем его сформулирует лектор. Преимущества подобного метода очевидны: он не только развивает самостоятельное мышление, учит логике научного поиска, но и создает особый психологический настрой, при котором человек, приобщающийся к науке, с огромным удовлетворением отмечает свою способность не только понять, но и «самостоятельно» сделать вывод, найти решение.
Вот такой метод передачи знаний и был «взят на вооружение» Вавиловым. Характерным примером в этом отношении может служить его работа «Экспериментальные основания теории относительности», написанная в 1927 году. В ней, по словам автора, нет изложения самой теории относительности и совсем не затронут вопрос о пространстве и времени, однако именно эта работа дает неподготовленному читателю вполне ясное представление о таком сложном вопросе, как принцип относительности Эйнштейна. Достигается это методом изложения от фактов к выводу, «от конкретного к абстрактному».
«Уклон в историзм», столь заметный в работах С. И. Вавилова, не был своего рода слабостью ученого. Скорее, наоборот. Экскурсы в историю науки и культуры не только обогащали выступления мастера научной популяризации, они помогали понять всю сложность пути развития науки, диалектику научного познания мира. Более того, Сергей Иванович всегда связывал историю науки с кругом современных идей, с проблемами, стоящими перед наукой сегодня. Он никогда не забывал знакомить своих слушателей с самыми последними научными достижениями.
Глубокое знание истории науки органически соединялось у Вавилова с неизменным интересом к философским проблемам естествознания. Историк и философ науки жили в нем как одно целое. Уже в своих ранних работах физик Вавилов убежденно говорит о необходимости для каждого исследователя уметь философски осмысливать свою работу. Равнодушное, более того, пренебрежительное отношение к философии ученого-естественника, по его словам, не что иное, как глубокое заблуждение. Ученый горячо призывал своих коллег «научиться ходить по дороге диалектического материализма».
Знакомясь с очередными открытиями в физике, в целом в естествознании, Сергей Иванович каждый раз стремился дать им оценку с позиций диалектического материализма.
Наконец, воссоздавая сейчас, десятилетия спустя, образ выдающегося популяризатора знаний, необходимо сказать и о том, насколько методологически правильно показывал он науку, ее творческую сущность. Вавилов раскрывал перед аудиторией подлинную, живую науку, какова она есть в действительности — с ее взлетами и провалами, трудностями и тупиками.
Уже давно прошли времена, когда человек стоял на коленях перед окружающим его «неведомым». Но по-прежнему перед нами стоят загадки познания. Большие и малые. Наука все глубже проникает в сущность явлений, но бесконечность природы рождает новые и новые вопросы. Весь путь человеческого познания отмечен этой особенностью: от незнания к знанию мы идем через загадочное.
Наука — это одновременно и открытый закон, экспериментальное выяснение новых закономерностей в природе, и обоснованная серьезными научными соображениями гипотеза, и только что замеченное на горизонте неизвестное явление... Так было и так будет.
Со времен древности известны лабиринты-здания со множеством помещений и запутанных ходов, откуда трудно найти выход. Научный поиск в какой-то мере напоминает нам странствие в лабиринте. В поисках выходов к истине ученые исследуют один за другим все пути, в том числе и ведущие в тупики, чтобы повести поиск в ином направлении. Только в отличие от лабиринта научный поиск бесконечен. И в этом его особое, непреходящее очарование. Пытливой мысли природа всегда будет дарить непознанное, увлекать романтикой научного поиска.
Как важно, как необходимо помнить об этом всем пропагандистам научных знаний!
Статья из сборника: Этюды о лекторах, М., «Знание», 1974.
Составитель Н.Н. Митрофанов.
- 1. «Слово лектора», 1970, №3, стр. 55.
- 2. Далее опущена довольно большая часть текста, которая никак не раскрывает личность С. И. Вавилова и содержит, в основном, коммунистическую болтовню, которая сейчас никому не интересна. — Прим. админа.
- 3. «Слово лектора», 1970, № 3, стр. 54.
- 4. Цит. по кн.: Э. А. Лазаревич. Искусство популяризации. М., Изд. АН СССР, 1960, стр. 127.
- 5. С. И. Вавилов. М., «Знание», 1961, стр. 35.
- 6. С. И. Вавилов. Глаз и солнце. М. — Л., Изд. АН СССР, 1941.
Добавить комментарий