Счастливый путь

Кончаются путешествия Бугенвиля, Кука, многих других капитанов — моряков XVIII столетия. Их записки продолжают свою долгую жизнь: напечатанные — на библиотечных полках, в книжных шкафах, в руках многих поколений читателей, рукописные — в морских архивах, а подчас и в семейных архивах, у потомков мореплавателей. А на борт корабля, снаряженного в кругосветный вояж, поднимаются моряки наступившего нового века. Новая наука — океанография — будет создана в дальних плаваниях на бригах, шлюпах. Капитаны снова совершают обход нашей планеты через Атлантический, Тихий, Индийский океаны. Счастливый им путь — людям и кораблям!

Счастливый путь!..

С лицейского порога

Ты на корабль перешагнул шутя,

И с той поры в морях твоя дорога,

О, волн и бурь любимое дитя!

Эти строки написаны Пушкиным. Человек, которому они были посвящены, один из лицейских друзей поэта, юноша Ф. Ф. Матюшкин, в год окончания Царскосельского лицея отправился в кругосветный вояж. В списке экипажа он числился сначала волонтером, позднее мичманом. Стихи Пушкина напоминают не только о его друге, но и о корабле, на борт которого тот вступил, и о других кораблях, капитанах, участниках плаваний вокруг света. Ведь не один только случай устроил так, что интерес к кругосветным плаваниям проник в Царскосельский лицей и даже побудил одного из друзей Пушкина связать с морем свою судьбу, всю свою дальнейшую жизнь. Первая половина XIX столетия — время более тридцати русских кругосветных плаваний, в результате которых умножились знания об океане, был открыт ледяной материк — Антарктида.

И опять перед нами книги, хранящие память о плаваниях. Посмотрим на годы первых изданий. Год Бородинского сражения, Отечественной войны — 1812  — стоит на титульном листе заключительного, третьего, тома обширного труда о первом кругосветном плавании россиян: «Путешествие вокруг света в 1803, 1804, 1805 и 1806 годах на кораблях «Надежда» и «Нева» под начальством флота капитан-лейтенанта Крузенштерна». Та же дата на книге спутника Ивана Федоровича Крузенштерна, командира корабля «Нева» Юрия Федоровича Лисянского, повествующей о том, как проходило плавание на «Неве». Это интересно в особенности потому, что значительные этапы пути корабли совершали раздельно.

Десятилетие спустя — в 1822 году — вышла в свет книга «Путешествие вокруг света, совершенное на военном шлюпе «Камчатка» в 1817, 1818 и 1819 годах флота капитаном Головниным». Это тот самый шлюп, на который «перешагнул шутя» лицейский товарищ Пушкина; на этом корабле отправился в плавание юноша Федор Литке, будущий командир кругосветного плавания на «Сенявине» и долголетний руководитель Русского Географического общества.

И еще через девять лет, в 1831 году, появляется книга, изданная всего в шестистах экземплярах. Издание ее затянулось надолго. Еще в 1824 году Николаю I было представлено ходатайство об отпуске средств на публикацию этого труда. Однако царя занимало тогда совсем иное дело — расправа с участниками Декабрьского восстания. Распоряжение о печатании книги последовало лишь после вторичного ходатайства несколькими годами позднее. Так наконец стал достоянием читателей, мировой науки бессмертный в истории открытия Земли труд «Двукратные изыскания в Южном Ледовитом океане и плавание вокруг света в продолжение 1819, 1820 и 1821 годов, совершенные на шлюпах «Восток» и «Мирный» под начальством капитана Беллинсгаузена, командира шлюпа «Восток». Шлюпом «Мирный» начальствовал лейтенант Лазарев».

Кроме названных книг видное место в истории науки и в литературе морских путешествий заняли произведения О. Е. Коцебу о кругосветных плаваниях на «Рюрике» и на «Предприятии», Ф. П. Литке — о плавании на «Сенявине». Можно было бы назвать и другие, сравнительно многие путевые записки участников кругосветных плаваний, не утерявшие и поныне интерес для читателя. Надо думать, что не все из этих записок известны. Примечательна, например, судьба путевого дневника лейтенанта А. П. Лазарева (брата знаменитого мореплавателя М. П. Лазарева, открывателя Антарктиды), участника плавания на шлюпе «Благонамеренный». Около ста тридцати лет его рукопись хранилась в архивах. Она привлекла внимание исследователей уже в середине нашего века, оказалась ценной по своему содержанию и была издана в 1950 году.

Вряд ли следует пояснять, что по стилю и самой тематике записки названных выше, а также не упомянутых здесь мореплавателей в чем-то различны, так же как и их авторы — командиры шлюпов, бригов, фрегатов. И все же общего в этих путевых дневниках и записках много больше, нежели различий. Общими были главные задачи большинства экспедиций, общими нередко были маршруты, а самое главное, много общего было и в самих людях, капитанах русского флота, которым принадлежит написание перечисленных книг.

Сначала о задачах кругосветных вояжей. На протяжении ряда лет они снаряжались почти ежегодно. Корабли посылались с грузами на Камчатку, в Охотск, на Аляску, находившуюся тогда во владении России. Чтоб доставить груз, корабль обходил вокруг Земли. Только три кругосветные экспедиции русских моряков первой половины XIX века были посланы исключительно с научными целями, для географических открытий: экспедиция Васильева и Шишмарева — в северную полярную область, экспедиция Беллинсгаузена и Лазарева — в Антарктику и кругосветная экспедиция на «Рюрике» под командованием Коцебу.

Очень важным, пожалуй наиболее значительным, практическим стимулом снаряжения остальных экспедиций были трудности сухопутной транспортной связи с далекой восточной окраиной России, с тогдашними ее владениями на северо-западе Американского континента. Морской путь в объезд всей Земли имел свои преимущества перед долгой, растянувшейся на многие тысячи верст дорогой на санях и подводах через Урал и земли Сибири. А для флота кругосветные вояжи стали помимо прочего прекрасной школой морского искусства.

Но все сказанное не поясняет еще самого главного — почему оказались столь важными для науки кругосветные плавания таких капитанов, как Крузенштерн и Лисянский, Беллинсгаузен и Лазарев, Литке, Головнин, Коцебу, и почему путевые записки их и ныне находят благодарных читателей.

Хорошо сказал об этих людях адмирал С. О. Макаров, продолжатель начатых ими трудов, исследователь Тихого океана. Он пожелал молодым морякам, своим современникам, чтобы они сохранили ту большую любовь, тот живой интерес к науке, какими обладали знаменитые русские капитаны начала XIX века.

Свою книгу ««Витязь» и Тихий океан», произведение, которое стало классическим, С. О. Макаров посвятил «Памяти русских ученых моряков начала настоящего столетия...» (то есть XIX; книга была опубликована в 1894 году). В посвящении, написанном им, читаем такие строки: «На утлых кораблях совершали наши ученые-моряки свои смелые путешествия и, пересекая океаны по разным направлениям, отыскивали и изучали новые, еще неизвестные страны. Описи и съемки, которые они сделали, и по сие время служат для руководства мореплавателям, а замечания и наставления их цитируются лоциями всех наций.

Да послужат труды этих исследователей драгоценным заветом дедов своим внукам, и да найдут в них грядущие поколения наших моряков пример служения науке»1.

Несомненно, что эта свойственная названным мореплавателям отличительная их черта — стремление послужить своими делами изучению океана, описанию малоизвестных земель — оказалась в конечном счёте определяющей. В исторических очерках развития океанографии отмечается, что первые, достаточно верные наблюдения температур на глубинах в океане были произведены на корабле Крузенштерна «Надежда», а на корабле Коцебу «Предприятие» впервые испробованы два прибора: батометр для взятия проб воды с различных глубин и глубомер для измерения глубин. Без них немыслимо было развитие науки об океане. На этих же и на других кораблях русского флота велись в кругосветных плаваниях наблюдения над океанскими течениями, приливами, удельным весом воды — закладывались основы океанографии в современном ее понимании. И достойное место занял на кораблях весьма важный для будущего развития русской науки и литературы каждодневный непритязательный труд путешественника — заполнение путевых дневников.

«Польза всякого путешествия состоит в замечании всего, что случится видеть нового и полезного. Для таковых замечаний должны вы вести журнал путешествия вашего»2. Это выдержка из инструкции Адмиралтейского департамента, которой снабдили командира шлюпа «Диана» Василия Михайловича Головнина начинавшего в 1807 году на этом шлюпе свое первое кругосветное плавание. Головнин и другие русские моряки, о трудах которых напоминал как о непревзойденных образцах почти сто лет спустя С. О. Макаров, писали эти труды не по одному лишь велению инструкции, а по глубокой личной потребности. Их побуждало стремление послужить делу просвещения, делу науки.

И при этом, каждый по-своему, они отвечали для себя все на тот же трудный вопрос: о чем следует писать путешественнику? Вспомним, как выразительно сказал И. А. Гончаров: «Но как и что рассказывать... никому не отведено столько простора и никому от этого так не тесно писать, как путешественнику».

Обращаясь к запискам о плаваниях вокруг света капитанов русского флота первой половины прошлого века, найдем мысли по этому поводу, представляющие большой интерес. Весьма четко поставлена сама проблема тематики литературы о путешествиях в «Предуведомлении» к книге В. М. Головнина о плавании на «Камчатке». Суть проблемы: что надо и о чем излишне писать.

«Когда отдаленные страны земного шара были европейцам мало известны и когда путешествия к оным предпринимаемы были весьма редко, тогда для читателей было занимательно и любопытно знать все происшествия, случавшиеся с мореходцами, пускавшимися в столь отдаленные страны; а потому путешественники помещали в своих повествованиях всякие мелочи и описания ничего не значащих случаев», — размышляет в этом «Предуведомлении» Головнин. Дальнейшее его рассуждение относится уже не к далекому прошлому, а. к современным ему описаниям.

«Новейшие мореплаватели, следуя примеру своих предшественников, также нередко наполняли свои книги без всякой нужды описаниями вовсе нелюбопытными. Но ныне, когда уже просвещенные читатели хорошо познакомились со всеми отдаленными частями света и знают их имена, свойства, величину и прочее почти столько же хорошо, как и собственного своего отечества, то все подробности, особливо же содержащие в себе повторения прежде сего и много раз писанного, уже не нужны, ибо не могут принести читателю удовольствия или сообщить ему новых сведений»3.

Головнин выделяет далее тематику, о которой путешественнику необходимо писать. Он обращает внимание читателя «Предуведомления» на следующее: «...и самая природа, хотя и редко, в некоторых отношениях изменяется. В обществах же людей перемены случаются беспрерывно». Вот об этих-то изменениях, «переменах» по сравнению с тем, что видели и описывали прежние мореплаватели, путешественник, вновь посетивший эти земли, и должен сообщать в своих путевых записках.

«Теперь, например, жители Сандвичевых островов не тот уже народ, каким представили их славный Кук и Ванкувер; замечания Лаперуза о Маниле в нынешнее время также во многом неуместны и проч.», — поясняет Головнин свою мысль о том, что надо писать о «переменах».

Головнин не ограничивается, однако, соображениями о важности сообщения читателю нового, занимательного, полезного. Надлежит определить еще, какому читателю предназначается книга, а для жанра, о котором идет речь, для литературы морских путешествий выяснить это совсем не так просто. С давних пор первым читателем записок кругосветного мореплавателя был его собрат по профессии — моряк, благодарный, глубоко заинтересованный повествованием читатель. Ему были небезразличны и оснащение судна, и условия погоды на разных широтах, и подробности быта, и набор продуктов питания на корабле. Все это обогащало его опыт, морские знания, подчас было своего рода наставлением, по которому можно учиться.

Но и в прежние времена, а в особенности в XIX веке, для записок о плаваниях находился все чаще иной читатель. Для этого читателя, не изведавшего дальних плаваний, встреча с людьми и природой заморских земель, книга о кругосветном плавании сулила яркие впечатления, радость познания нового, так же как и описания странствий по сухопутью.

Обращаясь к запискам Головнина об его плавании на «Камчатке», увидим, что забота об этих двух столь разных категориях читателей побудила его проделать эксперимент, не имевший тогда аналогов. Мореплаватель разделил свои записки на две части: одна, как это принято говорить ныне, для широкого круга читателей, а другая для одних только специалистов. В авторском «Предуведомлении» он так пояснил цель издания своих путевых записок двумя частями: «На сей конец составил я мое описание в таком виде, в каком ни одно еще морское путешествие издано не было: я разделил его на две части. В первой заключается простое повествование о моем плавании с замечаниями о разных странах, которые мы посещали; в сей части выпущены все подробности и замечания, касающиеся, собственно, до искусства мореплавания и технические морские выражения употребляются только в таком случае, когда без них обойтись нельзя. Вторая же часть содержит в себе повествование и замечания о таких предметах, которые могут быть нужны и полезны для одних мореплавателей»4.

Эксперимент оказался удачным: и первая и вторая части книги нашли каждая своего читателя. Сочинение В. М. Головнина получило большую популярность у современников. Переизданная в 1965 г. первая часть его, которая предназначена для любознательного человека, не искушенного в морском деле, продолжает свою долгую жизнь, окруженная читательским вниманием.

Любопытные мысли все о том же «вечном» вопросе — что и как надлежит описывать путешественнику — находим и у другого знаменитого кругосветного мореплавателя — Федора Петровича Литке. Его глубоко занимала, например, такая проблема: почему об одном и том же объекте мореплаватели пишут по-разному? Почему, например, один и тот же берег вызывает совсем разные впечатления у мореплавателей, достигнувших его? Как добиваться правильности отражения увиденного в своих путевых записках? Это сложно даже в рассказе о впервые увиденном береге, а еще сложней в описаниях незнакомых обычаев и нравов населения дальних земель.

«Что может быть легче, казалось бы, как описать то, что видишь? И не должны ли поэтому все описания одного и того же предмета быть всегда между собою сходны, — разумея описания, одинаково правдивые. Отчего же находим мы столь странные противоречия в рассказах путешественников об одной и той же стране, об одном и том же народе?»5.

Литке возвращается к этим вопросам в нескольких местах своих путевых записок. Уже в одной из первых глав книги, в описании плавания от Рио-де-Жанейро до Вальпараисо, находим характерное для него рассуждение по этому поводу. «Мореходцы часто говорят весьма различно о странах, ими посещаемых. Одну и ту же землю один описывает плодоносной, другой бесплодной, один богатой, другой бедной. Это зависит как от обстоятельств, в каких мореходец пристает к какой-либо земле... так и от того, что переходы их из страны в страну, из климата в климат бывают чрезвычайно быстры...»6.

Первые впечатления, возникающие у моряка при виде тихоокеанского берега Южной Америки близ Вальпараисо, зависят, например, от того, откуда он к ним подплывает — с севера или юга. «Он видит новую страну тогда, когда впечатления, оставленные прежней, сохраняются еще во всей свежести, и больший или меньший контраст между обеими необходимо имеет влияние на заключение, которое он делает о каждой»7.

В другой главе Литке пишет, что «видеть вещи в истинном их свете и передать другим впечатления, на нас ими произведенные, не так легко, как с первого взгляда показаться может». Распространенный недостаток путешественников состоит, по его мнению, в том, что они «смотрят на вещи сквозь призму предубеждений»8.

Поучительно сопоставить в книгах Литке, Головнина и других мореплавателей, названных выше, сделанные ими описания первобытных народов: островитян Океании или американских индейцев. Не приходится удивляться, что всем этим мореплавателям, людям во многом разным, были свойственны в большей или меньшей мере и ограниченность взглядов на общественное устройство, на «язычество», и наивность их многих социальных воззрений. Независимо от этого при чтении их путевых записок все они представляются нам не только смелыми моряками, замечательными исследователями океана, но и людьми гуманными, проницательными, людьми большого душевного благородства. Это в общем-то вполне закономерно. Кругосветное плавание в сочетании с научными исследованиями, трудный поиск, неизведанный путь в полярных широтах — все это не могло привлекать «аракчеевцев». На такие дела устремлялись люди, ставшие гордостью русского флота.

В книге Литке наиболее подробно описан один из посещенных им островов Океании — остров Юалан в Каролинском архипелаге. Путешественник пробыл на нем около трех недель. Вот какими словами заканчивает он описание этого острова: «Но пора мне проститься с Юаланом и добрыми, любезными его обитателями. От души желаю, чтобы они нас так же полюбили, как мы их, чтобы посещение наше оставило у них такие же приятные воспоминания, как у нас пребывание между ними; чтобы все нами для них сделанное существенно улучшило их состояние, но больше всего, чтобы они никогда не имели причины сожалеть, что белые люди нашли дорогу к их уединенной землице»9.

Комментаторы современных изданий трудов первых русских путешественников вокруг света с основанием обращают внимание на многие подобные высказывания в этих трудах, на решительное осуждение в них жестокостей и насилий колонизаторов.

Приведем здесь лишь замечательное рассуждение Головнина, которое невольно напоминает о позднейшем исследователе Океании Миклухо-Маклае. Это были, казалось бы, совсем разные люди — поглощенный научными изысканиями этнограф и антрополог и закаленный в кругосветных вояжах военный моряк. Но отношение к людям разных народов и рас, неприятие измышлений о превосходстве белого человека, европейца, было у них в сущности общее. Вплоть до нашего времени сохраняют свою злободневность убежденные, столь решительно высказанные в годы жестокой реакции в России слова капитана флота Головнина: «Природа не так, как люди, присвояющие себе божескую власть на землю: она не расточает даров своих на любимый уголок своих обладаний; обширный ум и необыкновенные дарования достигаются в удел всем смертным, где бы они ни родились; и если бы возможно было несколько сот детей из разных частей земного шара собрать вместе и воспитывать по нашим правилам, то, может быть, из числа их с курчавыми волосами и черными лицами более вышло бы великих и редких людей, нежели из родившихся от европейцев. Между дикими, без сомнения, есть люди, одаренные проницательным умом и необыкновенною твердостью духа. Такие люди хотя и считали европейцев при начальном свидании с ними существами выше человека, но скоро усмотрели в них те же недостатки, какие и в самих себе находили, и увидели, что они во всем равны. Между ними есть даже мудрецы, твердостью характера не уступающие древним философам, которых имена сохранила история»10.

Каждая из перечисленных выше путевых записок русских кругосветных мореплавателей начала прошлого века и ныне интересна для читателя и памятна для науки. Можно все же выделить из них труд, занимающий самое важное место в истории открытий новых земель — сочинение Ф. Ф. Беллинсгаузена о двукратных изысканиях в Южном Ледовитом океане и плавании вокруг света на шлюпах «Восток» и «Мирный». Эту книгу хорошо дополняет сборник, изданный уже в наше время, в середине XX века: «Русские открытия в Антарктике в 1819 — 1820 — 1821 годах». В нем нашли место и другие сравнительно краткие описания плаваний шлюпов «Восток» и «Мирный». Одно из них было сделано командиром шлюпа «Мирный» М. П. Лазаревым в письме, посланном его другу А. А. Шестакову. Остальные принадлежат участникам плавания — ученому, мичману и матросу.

Астроном, профессор Казанского университета И. М. Симонов, возвратившись из плавания, выступил на торжественном собрании университета с речью — рассказом о виденном и испытанном. Эта его речь — «Слово об успехах плавания шлюпов «Восток» и «Мирный»...» — была напечатана отдельным изданием, переведена на немецкий и французский языки. А в библиотеке Казанского университета сохранилась еще одна его рукопись: «Плавание Россиян в Южном Ледовитом океане в 1819 — 1821 гг.». Мичман шлюпа «Мирный» П. М. Новосильский много позже, уже в 1853 году, выпустил в свет книжку «Южный полюс» с кратким описанием плавания. А матрос с этого же шлюпа — человек, о котором известны ныне лишь его фамилия и имя — Егор Киселев, — вел в тетради записи для себя, для памяти о том, что увидел. Тетрадь эта отыскалась в свое время в Суздале, была приобретена там собирателем редких рукописей и книг, а впоследствии ее текст нашел место в сборнике о плавании русских шлюпов в Антарктику рядом с помещенными в нем описаниями Симонова и Новосильского.

В совокупности своей классический труд Беллинсгаузена и столь разные по характеру документы, дополняющие его в той или иной мере, воссоздают не только основные события, факты, но и облик самих участников плавания, передают овладевшие ими чувства, когда шлюпы проникли вглубь Антарктики, к побережьям, скованным льдами.

Для того чтобы ясней представить, насколько было непросто руководителям, всем участникам экспедиции в Антарктику сохранять решимость и мужество, которыми проникнуты дневниковые записи, надо вспомнить не только о трудностях плавания, но и о том, что оно совершалось вопреки общепризнанным авторитетам. Кук «закрыл» легендарную Terra australis incognita в тропиках, попытался найти ее в полярных широтах и, не отыскав ее, допустил как моряк и исследователь большую ошибку. Заявление его о том, что пройти дальше на юг невозможно и что Южная Земля, если она и есть, расположена в местах, недоступных для плавания, несомненно, сыграло в дальнейшем отрицательную роль в науке. Представление о недоступности Антарктики для мореплавания утвердилось надолго, почти на полвека.

На пути к открытию надо было преодолевать не только ледяные преграды, но и барьер психологический. Насколько серьезным препятствием был этот барьер, можно судить по высказыванию известного немецкого географа прошлого века А. Петерманна. Он высоко оценил мореходное искусство русской антарктической экспедиции, но самую главную заслугу Беллинсгаузена (в равной мере это относится, конечно, и к Лазареву) он увидел не в этом. Петерманн сформулировал свою мысль так:

«Но эта заслуга Беллинсгаузена еще наименьшая. Важнее всего то, что он бесстрашно пошел против вышеуказанного решения Кука, царившего во всей силе в продолжение 50 лет и успевшего уже прочно укорениться. За эту заслугу имя Беллинсгаузена можно прямо поставить наряду с именами Колумба, Магеллана и Джемса Росса, с именами тех людей, которые не отступали перед трудностями и воображаемыми невозможностями, которые шли своим самостоятельным путем и потому были разрушителями преград к открытиям, которыми обозначаются эпохи»11.

Открытие Антарктиды экспедицией Беллинсгаузена — Лазарева подробно изучено ныне историками. Установлено, что экспедиция впервые подошла к побережью материка 16 января 1820 года. Этот день принят в качестве даты открытия. В феврале шлюпы вновь достигли почти вплотную материка; наконец, год спустя были открыты за Южным полярным кругом остров, названный именем Петра I, а затем — снова 16 января — Земля Александра I.

В описаниях своих и Беллинсгаузен и Лазарев отнеслись с высокой ответственностью к такой сложной проблеме, как определение признаков материковой земли среди льдов. Они не сочли возможным высказывать какие-либо предположения, делать выводы обобщающего характера, но стремились точно, со всеми необходимыми для целей открытия подробностями, указать, самым тщательным образом зафиксировать в описании то, что они бесспорно увидели. Вот что пишет, например, о дне 16 января 1820 года М. П. Лазарев в письме А. А. Шестакову: «16 генваря достигли мы широты 69°23′ S, где встретили матерой лед чрезвычайной высоты, и в прекрасный тогда вечер, смотря на саленгу, простирался оный так далеко, как могло только достигать зрение, но удивительным сим зрелищем наслаждались мы недолго, ибо вскоре опять запасмурило и пошел по обыкновению снег. Это было в долготе 2°35′ W от Гринвича. Отсюда продолжали мы путь свой к осту, покушаясь при всякой возможности к зюйду, но всегда встречали  л ь д и н ы й   м а т е р и к [разрядка наша. — Н. Ф.], не доходя 70°. Кук задал нам такую задачу, что мы принуждены были подвергаться величайшим опасностям, чтобы, как говорится, «не ударить лицом в грязь»»12.

А вот как характеризует Беллинсгаузен открытие год спустя Земли Александра I: «Я называю обретение сие берегом потому, что отдаленность другого конца к югу исчезала за предел зрения нашего. Сей берег покрыт снегом, но осыпи на горах и крутые скалы не имели снега. Внезапная перемена цвета на поверхности моря подает мысль, что берег обширен или, по крайней мере, состоит не из той только части, которая находилась пред глазами нашими. Вид, снятый господином Михайловым, помещен в атласе»13.

О рисунках художника Павла Николаевича Михайлова, участника экспедиции, имя которого упоминает здесь Беллинсгаузен, нельзя не припомнить и на наших страницах. Участие живописцев в научных плаваниях вокруг света стало в свое время хорошей традицией. Первые зарисовки неведомых стран, впервые достигнутых берегов дополняли описания мореходов. В современных экспедициях путешественник вооружен фотоаппаратом, полтора столетия назад можно было рассчитывать лишь на кисть художника, карандаш рисовальщика. Среди многих имен путешественников, запечатлевших увиденное не только в словесном описании, но и в рисунках, назовем Ливингстона, Роборовского, Миклухо-Маклая.

Путешественник по сухопутью, отправляясь в далекие дебри, редко мог рассчитывать на то, что его спутником станет профессиональный художник. А на парусных шлюпах, совершающих кругосветный вояж, участие художника стало уже в первые десятилетия прошлого века делом обычным. С Головниным на «Камчатке» плыл, например, молодой живописец Тиханов.

«Во всех подобных путешествиях такой человек весьма нужен, — писал Головнин, — ибо много есть вещей в отдаленных частях света, которых образцов невозможно привезти и самое подробное описание коих не в состоянии сообщить о них надлежащего понятия; в таком случае одна живопись может несколько заменить сии недостатки»14.

Живописцы заносили в свои альбомы пейзажи тропических островов, обитателей Океании — островитян, подплывающих в лодках к кораблям, зарисовывали редких птиц, необычные растения, гирлянды коралловых рифов. А воспитаннику Академии художеств Павлу Михайлову довелось зарисовывать еще и полярные льды, и впервые достигнутые антарктические берега. Альбом с рисунками, выполненными в плавании на шлюпе «Восток», стал впоследствии важным историческим документом. Этими рисунками иллюстрированы современные издания труда Беллинсгаузена. На рисунках были запечатлены впервые контуры островов Лескова, Торсона, Завадовского, Петра I и других. На рисунке Берега Александра I читаем: «Рис. с натуры. П. Михайлов». В первый раз в истории открытия Земли этот берег был достигнут, описан, изображен.

На одном из рисунков Михайлова запечатлены и корабли экспедиции, плывущие среди льдов. Ледяные глыбы вздымаются высоко над мачтами кораблей, а в небе горят призрачные столбы света. Подпись под рисунком: «Южное полярное сияние».

В книге Беллинсгаузена можем прочесть о том, как в начале марта 1820 г. мореплаватели любовались на редкость красивым полярным сиянием. Тогда его, видимо, и изобразил живописец.

«...В исходе второго часа ночи, когда облака стали реже, открылось взору нашему прекраснейшее и величественнейшее явление природы. На юге представилось нам сначала два столба бело-синеватого цвета, подобно фосфорическому огню, с скоростью ракет из-за облаков на горизонте исходящие; каждый столб был шириной в три диаметра солнца, потом сие изумляющее нас явление заняло пространство на горизонте около 120°, переходя зенит. Наконец, к довершению явления все небо объято было подобными столбами. Мы любовались и удивлялись сему необыкновенному зрелищу»15.

Рисунок художника хорошо дополняет рассказ мореплавателя. Но ведь далеко не все удается зарисовать. Словно просится в альбом живописца прекрасное полярное сияние в Антарктике. А как передать средствами живописи непроницаемый мрак или густой туман, сквозь который не видно ни зги, — картины, о которых читаем в ряде мест путевого дневника Беллинсгаузена? Не найдем в альбоме Михайлова и, казалось бы, более доступных для живописца картин: густого мокрого снега, едва видимых громадных глыб льда, о соседстве которых извещает рев буруна, — повседневной, привычной обстановки полярного плавания. А бывала и обстановка другая. Приведем из дневника Беллинсгаузена еще несколько строк: «Ветр ревел; волны поднимались до высоты необыкновенной; море с воздухом как будто смешалось, треск частей шлюпа заглушал все. Мы остались совершенно без парусов, на произвол свирепствующей бури; я велел растянуть на бизань-вантах несколько матросских коек, дабы удержать шлюп ближе к ветру. Мы утешались только тем, что не встречали льдов в сию ужасную бурю. Наконец, в 8 часов с баку закричали: льдины впереди...»16.

«В полночь ветр все еще свирепствовал по-прежнему, сопровождаем дождем и снегом; каждый набегающий огромный вал подымал шлюп на свою вершину и потом низвергал в пропасть...»17.

Приведенные выше записи не исключительны. Буря — тоже привычная в общем-то обстановка для моряков. И в такой обстановке путь двух шлюпов по-прежнему оставался совместным. Не потерять окончательно друг друга из виду, не разойтись по прихоти случая в разные стороны было трудно, в особенности для «Мирного» — корабля, уступающего шлюпу «Восток» по скорости хода. Но экипаж шлюпа «Мирный», его капитан М. П. Лазарев выдержали жестокие испытания успешно. Поскольку сам Лазарев не оставил подробных записок о плавании, дополнительный интерес вызывают записки П. М. Новосильского, побывавшего в экспедиции на «Мирном» совсем молодым еще мичманом. Как полагается, мичман воспринимал приключения плавания экспансивнее, нежели бывалые, умудренные опытом моряки. Приведем из его записей краткий отрывок — также о буре, одной из многих, сквозь которые прошли корабли. В отрывке упоминаются обычные средства слуховой и зрительной связи между «Востоком» и «Мирным» — пушечные выстрелы и фальшфейерный огонь. Фальшфейер — старинное пиротехническое сигнальное средство. В плавании его применяли систематически. Корабли должны были видеть и слышать друг друга. Прочитаем эмоциональный рассказ Новосильского об одной из особенно памятных для него ночей среди льдов:

«Эта ночь была одна из самых неприятнейших и опаснейших. Кругом льды. Между тем темно и пасмурно. Густой свет, соединяясь с брызгами разносимой повсюду вихрем седой пены валов, обняли наш шлюп каким-то страшным хаосом; присоедините к этому свист ветра в обледенелых снастях, скрип перегородок в шлюпе, бросаемом с боку на бок, по временам мелькающие в темноте, как привидения, ледяные громады, присоедините к этому пушечные выстрелы и фальшфейерный огонь, так ярко освещающий этот мрак и бурю, и будете иметь только слабую, бледную картину всех ужасов этой ночи! На море часто видишь и понимаешь, как ничтожны все усилия человеческие... Сменяясь с вахты в полночь, я в каюте моей не переставал слышать страшные удары волн о борт шлюпа над самым ухом и невольно подумал, что оставленные нами на далеком севере наши родные и друзья, находясь под надежным кровом, верно не подозревают, какую бедственную ночь проводим мы теперь во льдах под Южным полюсом»18.

Это было в феврале 1820 года, а спустя месяц корабли взяли курс к побережью Австралии, на стоянку для производства ремонтных работ — починки повреждений, полученных в плаваниях среди льдов. В письме М. П. Лазарева А. А. Шестакову читаем:

«...Путь наш направлен был к Порт-Джаксону, куда и прибыл я 7 апреля после 138-дневного плавания, в продолжение коего не только не лишились мы ни одного человека, но не имели больных и даже никаких признаков скорбута [то есть цинги.— Н. Ф.]. Каково ныне русачки наши ходят!»19.

Эти сказанные в заключение радостные слова можно ощутить по-настоящему, только зная о перенесенных бурях, о льдах, преграждающих путь, о висящих непроницаемой пеленой белесых туманах.

Плавания и открытия в Южном Ледовитом океане — это главное по своему историческому значению в книге Ф. Ф. Беллинсгаузена о кругосветном путешествии шлюпов «Восток» и «Мирный». Многое в этой книге рассказано и о плавании в тропических водах, об открытиях новых островов в Океании. В жарком поясе экспедиция открыла девятнадцать островов, а всего, по подсчетам Беллинсгаузена, было «обретено» островов — двадцать девять.

Экспедиция шлюпов «Восток» и «Мирный» проторила путь к берегам Антарктиды, открыла самый труднодоступный для людей материк, последним нашедший свое место на карте. С особенным чувством поэтому воспринимаются и все описания, принадлежащие участникам экспедиции, и каждый рисунок, выполненный на борту корабля, и любая из глав большой книги, написанной Беллинсгаузеном. Хорошо сказал о ней Константин Паустовский:

«Дневник Беллинсгаузена об этом плавании — почти классическое произведение нашей литературы. Он точен, скуп на слова. И прекрасен тем, что сквозь эту скупость неожиданно прорываются слова о мрачной красоте Антарктиды и величии русского матроса»20.

• 1. С. О. Макаров. «Витязь» и Тихий океан, т. I. СПб., 1894, стр. III — IV.
• 2. См. В. А. Дивин. Василий Михайлович Головнин. — В книге «Люди русской науки. Очерки о выдающихся деятелях естествознания и техники. Геология и география». М., 1962,  стр. 404.
• 3. В. М. Головнин. Путешествие вокруг света, совершённое на военном шлюпе «Камчатка». М.,1965, стр. 23.
• 4. В. М. Головнин. Путешествие вокруг света, совершённое на военном шлюпе «Камчатка». М.,1965, стр. 24.
• 5. Ф. П. Литке. Путешествие вокруг света на военном шлюпе «Сенявин» 1826 — 1829. М., 1948, стр. 45.
• 6. Ф. П. Литке. Путешествие вокруг света на военном шлюпе «Сенявин» 1826 — 1829. М., 1948, стр. 24 — 25.
• 7. Ф. П. Литке. Путешествие вокруг света на военном шлюпе «Сенявин» 1826 — 1829. М., 1948, стр. 25.
• 8. Ф. П. Литке. Путешествие вокруг света на военном шлюпе «Сенявин» 1826 — 1829. М., 1948, стр. 45.
• 9. Ф. П. Литке. Путешествие вокруг света на военном шлюпе «Сенявин» 1826 — 1829. М., 1948, стр. 130.
• 10. В. М. Головнин. Путешествие вокруг света, совершённое на военном шлюпе «Камчатка». М.,1965, стр. 210.
• 11. А. Ф. Трешников. История открытия и исследования Антарктиды. М., 1963, стр. 32.
• 12. «Русские открытия в Антарктике в 1819 — 1820 — 1821 годах». М., 1951, стр. 23.
• 13. Ф. Ф. Беллинсгаузен. Двукратные изыскания в Южном Ледовитом океане и плавание вокруг света... М., 1960, стр. 423.
• 14. В. М. Головнин. Путешествие вокруг света, совершённое на военном шлюпе «Камчатка». М.,1965, стр. 26.
• 15. Ф. Ф. Беллинсгаузен. Двукратные изыскания в Южном Ледовитом океане и плавание вокруг света... М., 1960, стр. 180.
• 16. Ф. Ф. Беллинсгаузен. Двукратные изыскания в Южном Ледовитом океане и плавание вокруг света... М., 1960, стр. 184.
• 17. Ф. Ф. Беллинсгаузен. Двукратные изыскания в Южном Ледовитом океане и плавание вокруг света... М., 1960, стр. 185.
• 18. П. М. Новосильский. Южный полюс. — В книге «Русские открытия в Антарктике...». М., 1951, стр. 220.
• 19. М.П. Лазарев. Письмо А. А. Шестакову. — В книге «Русские открытия в Антарктике...». М., 1951, стр. 23.
• 20. К. Паустовский. Ветер скорости (из путевого дневника). Собр. соч., т. 8, 1970, стр. 276.