Теоретическая работа Ома разделила судьбу работы, содержащей его экспериментальные исследования. Научный мир по-прежнему выжидал. Ученые не спешили делиться своими впечатлениями об открытии Ома. Но все-таки это молчание было нарушено.
Министерство дало указание университету в Галле составить отзыв на работу Ома, удовлетворив тем самым ходатайство автора. Более других в области электричества был сведущ Швейггер, признанный авторитет в электрофизике. Но книга Ома была послана не Швейггеру, а его ученику Л. Ф. Кемцу, незадолго до этого получившему место экстраординарного профессора этого университета. Компетентность Кемца в вопросах, которые исследовались Омом, сомнительна. Это подтверждает и Мартин Ом, посетивший в это время Галле и встречавшийся с новоявленным профессором. «Он сидит теперь и потеет над твоей книгой, — пишет Мартин брату, — так как не понимает математики, вернее, понимает не столько, сколько нужно. Он каждый день радуется тому, что приобретает знания от этого чтения».
После того, что сообщил Мартин, профессор математики Берлинского университета, нетрудно догадаться о том, что собой представлял отзыв Кемца. Содержание отзыва было очень спокойным, сдержанным, без упреков автору и без указания недостатков. Заслуги Ома также не были отмечены. Министерству трудно было понять, какова позиция рецензента относительно рецензируемой им работы. Скорее всего, осторожный Кемц просто кратко изложил суть исследований Ома, никак не выразив к ним своего отношения. Отзыв Кемца был опубликован в № 13 и 14 «Литературной газеты» (издаваемой в Лейпциге Г. В. Брандесом) за 1828 г. Читающий мир не взволновала статья Кемца и, вероятно, так же, как и сотрудники министерства, многие из читателей не смогли понять, что же хотел сказать ее автор.
Зато появление следующей статьи не вызывало сомнений в цели ее написания. В «Журнале научной критики» (№11 — 14 за 1828 г.) появилась статья немецкого физика профессора Берлинского университета Ф. Поля (1788 — 1849). Поль, бывший автором ряда работ по электричеству, в том числе статьи «Процессы гальванической цепи», дал уничтожающую критику теоретическим исследованиям Ома. Рассуждения Ома Поль называет «сплетением голых фантазий», сожалея о том, что «большинство современных гальванистов, кажется, удовлетворено тем лабиринтом, в который они сами себя заключили». Поль считает, что Ом, не вникая в сущность электрических цепей, просто выражает математическими формулами все уже известное из работ других исследователей. Используемые Омом методы, считает Поль, давно уже разработаны Фурье и Пуассоном и вклад самого автора работы представляет собой «самую малость». Первую теоретическую работу в области электричества Поль сравнивает с отчетом о поучительном путешествии, которое совершает читатель, сожалея о плате за проезд и о доплате за скорость.
Совершенно потеряв чувство такта и презрев объективность, являющуюся неотъемлемым качеством каждого истинного ученого, этот оголтелый критик не жалел черной краски, разделываясь с работой Ома. Начав в своих критических опусах с указаний на слабые места работы, Поль в конце концов доходит до прямых оскорблений, перемежающихся чуть ли не угрозами. Задача Поля была ясна — очернить Ома как ученого и во что бы то ни стало отрицать значение его работы для дальнейшего развития физики. Не оставляя камня на камне от работы Ома, Поль пишет: «Тот, кто благоговейными глазами взирает на вселенную, должен отвернуться от этой книги, являющейся плодом неисправимых заблуждений, преследующих единственную цель — умалить величие природы».
Старания Поля можно понять. «Журнал научной критики» представлял собой рупор немецкой натурфилософии, последователи которой пытались на основе объективного идеализма обобщить достижения современного ему естествознания. На ограниченность натурфилософии неоднократно указывали К. Маркс и Ф. Энгельс. Характеризуя ее методы и роль в общем прогрессе естествознания, Энгельс писал, что натурфилософия «заменяла неизвестные еще ей действительные связи явлений идеальными, фантастическими связями и замещала недостающие факты вымыслами, пополняя действительные пробелы лишь в воображении. При этом ею были высказаны многие гениальные мысли и предугаданы многие позднейшие открытия, но немало также было наговорено и вздора»1.
Несмотря на то, что сторонники натурфилософии в своих работах заявляли об эмпирическом характере знаний в естественных науках, в действительности же сами они отрицательно относились к их познавательным способностям. Если они и признавали опыт, то, скорее всего, понимая под этим наблюдение над объектом изучения, а не специально поставленный эксперимент для исследования какого-либо явления природы. Из их утверждений следовала возможность познания природы путем мысленного воссоздания ее. При этом совершенно игнорировался факт, что философы никогда бы не пришли к своим выводам о природе, если бы не опирались на известные экспериментальные данные.
Не менее чуждо натурфилософии и математическое вмешательство в исследование явлений. Сторонники этого философского направления считали, что использование тех или иных формальных математических приемов может в некоторых случаях оказаться более или менее эффективным, но бесспорным им представлялось одно: только развитие идей представляет путь к познанию.
Любое устное выступление или публикация, в которой затрагивалась сущность общепринятых в Германии того времени философских взглядов, вызывали поток гнева и возмущения сотрудников редакции «Журнала научной критики». Понятно, что сущность рассуждений Поля и его сторонников и их отношение ко всем инакомыслящим не способствовали развитию естествознания.
Следует отметить, что отношение истинных ученых к натурфилософии было крайне отрицательным. Они были категорически против всяких попыток возмещать недостаток знаний недостоверными построениями и гипотезами. Против рассуждений натурфилософов активно выступали такие ученые, как Р. Майер, Ю. Либих, А. Гумбольдт и др., справедливо отмечая, что именно по вине натурфилософов развитие естествознания в Германии задержалось на десятилетия.
Необходимо добавить, что подобное отношение к естественным наукам находило поддержку у «высокообразованнейших» монархов. Небезынтересна в этом смысле позиция короля Пруссии Фридриха II. Он открыто издевался над теми учеными, результаты исследований которых по независящим от них причинам не удалось воплотить в практику. Фридрих II вполне серьезно считал, что ученые, занимающиеся изучением электричества и химии, желают только одного — удовлетворить свое любопытство. Такое отношение к науке нельзя объяснить экстравагантностью монарха: все это делалось с целью оправдать отказ этим ученым в материальной поддержке. В действительности же не наука была бесплодной, а «все делалось для того, чтобы она стала бесплодной». Именно в Германии научные открытия и изыскания наталкивались на преграды, обусловленные казенно-церковной рутиной, невежеством правителей, цензурой и живучестью схоластики. Для передовых людей был ясен тупик, в котором оказалось старое метафизическое знание, и они вступили в трудный поединок со схоластикой и церковным мракобесием. Таковы были взаимоотношения науки и государственной власти в Германии того времени.
О положении ученых-физиков Германии того времени справедливо высказывался русский физик А. Г. Столетов. «В области физики, — писал он, — борьба находила себе всего более пищи. Менее обработанная, чем астрономия, более разносторонняя, чем химия, физика особенно соблазняла натурфилософов. Какою благодарною темой для самых необузданных фантазий были явления электрические, с их полярной «любовью и ненавистью», с их таинственным отношением к процессам животного организма! Красивые и туманные дедукции стояли на первом плане; кропотливый труд экспериментатора, точный анализ математика были не в чести: они казались лишними и вредными при изучении природы... Нужна была особенная трезвость и ясность ума, чтобы устоять против общего течения».
В этих словах Столетова полностью обрисована та ситуация, в которой оказались ученые-физики Германии в 20 — 30-гг. прошлого столетия. Для тех, кто не хотел подставлять себя под удары сокрушительной критики, оставался один путь: плыть по течению, созданному натурфилософами. Следование по этому пути означало отказ от экспериментов, отказ от математического аппарата при обсуждении результатов опытов. Изучать природу разрешалось, только подсматривая за ней, но ни в коем случае не вмешиваясь. Все остальное — только работа мысли. Для истинного ученого этот путь был неприемлем. Оставалась борьба. Ом знал, что его ждет, и смело выбрал второй путь, вызвав тем самым бурю негодования в стане натурфилософов, от лица которых и выступил Поль.
Чем же конкретно вызвана та злоба и словесная истеричность Поля и его единомышленников, столь явно проступающие в отзыве на теоретическую работу Ома? Это можно понять, ознакомившись с философской позицией Ома, которая однозначно проявляется в его теоретической работе.
Гневные выступления Поля вызваны тем, что ученый в своих трудах последовательно занимал позиции стихийного материализма. Его рассуждения о роли опыта и математических расчетов в познании природы существенно расходились с учением натурфилософов, и реакция сторонников этого учения в отношении Ома вполне естественна. Экспериментатор в своих исследованиях подрывал основы общепринятого философского мировоззрения, и этого ему не могли простить.
Ом ставил свои опыты, имея представление об электричестве как о некотором материальном агенте, распространяющемся в проводнике аналогично распространению теплоты в теле или воды по трубам под действием силы тяжести. Он без колебаний причисляет себя к сторонникам близкодействия, категорически отвергая рассуждения противоположного толка. Этой позиции Ом твердо придерживается в своих теоретических и экспериментальных исследованиях, несмотря на то, что сторонники дальнодействия в Германии того времени были еще сильны. «Я исходил из предположения, — пишет Ом в своей теоретической работе, — что электричество может передаваться от одного тела только непосредственно близлежащему телу и что непосредственная передача от одного элемента к другому, более отдаленному, не имеет места».
Ом не только убеждал и защищался — он наступал. Объясняя назначение своей теоретической работы, он пишет, что хотел в ней «высказать математический характер исследования природы в противоположность натурфилософским бредням наших дней».
Понятно, что сторонники Поля не хотели, чтобы подобное отношение к познанию природы, а следовательно, и к их учению получило поддержку в ученом мире, и, зная Ома как искусного экспериментатора и способного математика, не могли допустить, чтобы ему были созданы благоприятные условия для работы, опасаясь того, что подобный удар по их построениям мог повториться.
Однако Ом остался до конца верен своим убеждениям, несмотря на злобное шипение и активное давление со стороны лагеря идеалистов. Он не склонил перед ними головы, отстаивая в своих последующих работах материалистические позиции. Эта научная смелость стоила ему многих лет нравственных страданий. Необходимо помнить, что в описываемое время все или почти все руководящие посты в правительстве Пруссии были заняты лицами, стоявшими на тех же философских позициях, что и Поль. Не составляло исключения и министерство по делам вероисповеданий, которое ведало вопросами религии, здравоохранения и просвещения, возглавляемое бароном фон Альтеншейном, который был глубоко убежден в государственном значении философии идеализма. Без сомнения, ученый, философские взгляды которого шли вразрез со взглядами высокопоставленных особ, не мог рассчитывать на академическую карьеру.
Но Ом не собирался сдавать свои позиции, несмотря на то что его материальное положение было весьма затруднительным. 6 марта 1828 г. он посылает в министерство письмо, в котором просит обратить внимание на содержание и тон статьи Поля и оставляет за собой право на защиту своей работы от «безрассудных утверждений» оппонента.
Министерство оставило письмо Ома без ответа. Поддержки ждать было неоткуда, и ученый предпринимает самостоятельные попытки выступить в печати против критики Поля. Для этой цели он подготовил статью в «Литературную газету», которую редактировал Брандес. Однако Брандес в одном из писем настойчиво отговаривает ученого от этого шага, имея на то свои причины. Но письмо Брандеса не успокоило Ома. Он обращается к Швейггеру с просьбой о предоставлении страниц издаваемого им журнала для ответа Полю. Швейггер также отговаривает ученого от этого шага.
Несмотря на уговоры друзей, Ом все-таки поместил свой ответ на критику Поля в журнале «Архив» Кастнера (№ 14, 1828 г.). Однако его положение, как и предсказывал Брандес, от этого не изменилось. По-прежнему его работа не была признана. По-прежнему его жалованье было мизерным и не было никакой надежды получить подходящее место.
Ожидая решения министерства, Ом не покидает Берлин. Он, как и прежде, занимается научными исследованиями, по-прежнему пишет во все инстанции, ведающие педагогическими кадрами, и по-прежнему остро и даже колко отвечает на нападки, невзирая на должности и титулы этих «всезнающих» критиков. Близкие друзья и коллеги поддерживали Ома в это трудное для него время. Но главное, что помогло Ому выстоять, — это твердая уверенность в том, что полученный им закон является именно тем законом, который правильно описывает процесс протекания электрического тока в цепи, и убеждение, что будущее рассудит его с современниками лучше, чем все опровержения.
- 1. Энгельс Ф. Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии. — Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 21, с. 304 — 305.
Добавить комментарий