Астрономия:
О ввеликих людях:
С человеком, о котором я хочу рассказать, мне впервые пришлось встретиться — именно как с лектором — без малого четверть века назад. Было это в Москве, не в студенческой аудитории, и не в клубе, и не на собрании, а в Доме для приезжающих ученых Академии наук СССР. Дом этот старинный, находится на улице Горького недалеко от Белорусского вокзала.
В то время в одном из московских издательств выходила довольно необычная книжка. Маститый ученый, известный всему миру астроном о своей новой гипотезе впервые рассказывал не в специальной работе, а в научно-популярной. В процессе редактирования книги возникли вопросы, за ответами на них я и приехал к ученому.
Автор, с которым у меня предстоял разговор, Тихов Гавриил Адрианович, пользовался очень широкой известностью. Создатель новой науки астроботаники, а затем и астробиологии, один из старейших астрономов нашей планеты, замечательный астрофизик, он был одним из продолжателей и хранителей пулковских традиций, традиций нашей классической астрономии, астрономии Бредихина и Белопольского и одновременно страстным пропагандистом новых идей, даже таких спорных, как возможность существования жизни на Марсе.
Выступления Тихова в печати встречались с громадным интересом. Его книги и популярные брошюры издавались массовыми тиражами и переводились во многих странах. Естественно, что и устные выступления Тихова на разные темы, особенно его участие в бурных дискуссиях по вопросу «Есть ли жизнь на других планетах», ожидались с нетерпением.
Не только содержание обеспечивало выступлению ученого огромный успех. Этому способствовали его лекторские умения.
Вспоминаю ту первую встречу с Тиховым. Она была несколько необычной. Когда я пришел, он был один. В большой комнате с двумя окнами стоял стол, старинный, на двух тумбах, все остальное пространство было свободно. Гавриил Адрианович усадил меня у стола сбоку, а сам зашагал по диагонали взад и вперед. Видимо, он это делал и до моего прихода.
— Извините, пожалуйста, но я должен проверить два раздела из моего завтрашнего выступления, — сказал мне Тихов и снова зашагал по комнате, вполголоса, но с интонациями и скупой жестикуляцией имитируя свое выступление.
Я прислушался и был очень удивлен. Тихов повторял небольшой фрагмент из недавно проходившей дискуссии о жизни на Марсе, причем повторял слова своих противников. Эти аргументы мне были хорошо известны — автор включил их в книгу, которую я тогда редактировал и, естественно, знал.
На мой недоуменный вопрос, зачем все это делать, если и так известно, что они — оппоненты — говорили, Тихов, улыбаясь, ответил:
— А зачем мне — внуку священника, бывшему гимназисту, изучавшему закон божий, просматривать перед лекцией Библию? — и он показал на стол, где лежала Библия. — А затем, чтобы быть готовым к любым вопросам. Они бывают самые неожиданные. И вообще, молодой человек, — произнес Гавриил Адрианович наставительно, — вы же не удивляетесь, когда слышите, как пианист репетирует перед концертом сонату, которую, быть может, уже играл десятки раз и с успехом.
Вскоре мне довелось услышать публичное выступление Тихова в Большой аудитории Политехнического музея. Говорил он спокойно, даже тихо для столь внушительного зала. Голос у него был старческий, надтреснутый. Жестов мало — почти никаких. Поведение перед аудиторией внешне будничное, обыкновенное. Но что-то, а что — сразу не улавливалось, создавало лекции обстановку серьезности, достоверности, какой-то необъяснимой фундаментальности. То ли это было в манере держаться, то ли в тщательности правильного, чисто русского выговора и нескольких старомодно построенных фразах, то ли в подчеркнутой интеллигентности обращения к аудитории?
Даже предметы, которые окружали его здесь, тоже были какие-то основательные: черная академическая бархатная шапочка на голове, большие, в черном вороненом корпусе карманные часы с длинным шелковым шнуром, свисавшим со столика, и большая, увесистая, как кий, указка в руках.
Я сидел в самом конце зала, в углу, и мне была хорошо видна аудитория. Все слушали с напряженным вниманием. Многие записывали выступление.
В то время я не задумывался, почему так хорошо слушают Тихова, почему так активно задают вопросы, почему так долго не отпускают лектора после выступления? Но сегодня, спустя столько лет, пытаясь дать ответ, могу сказать лишь одно: и вера, и страстность, и знания — вот что покоряло слушателей в выступлениях выдающегося ученого-астронома и неутомимого пропагандиста — популяризатора науки.
У Тихова, по всей вероятности, был природный дар педагога, который он развивал на протяжении всей жизни. Еще мальчиком, в двенадцатилетнем возрасте он начал репетировать младших учеников гимназии за два рубля в месяц.
— Я ходил на уроки, — вспоминал Тихов, — в послеобеденное время несколько раз в неделю. Мне приходилось уже тогда думать, как яснее, доступнее, проще объяснить сложные для малышей понятия, придумывать сравнения, доходчивые примеры.
Много выдающихся лекторов встретил Тихов-студент в Московском университете, где прослушал не одну замечательную лекцию. И первую, которую ему пришлось здесь услышать, читал математик Василий Яковлевич Цингер.
— Величественная фигура известного профессора, — рассказывал мне Тихов, — и его громкий голос оставили неизгладимое впечатление.
Начинающему студенту довелось слушать замечательного профессора Александра Григорьевича Столетова. Его лекции, по свидетельству Тихова, отличались ясностью и красотой.
Астрономию на втором курсе читал тогда знаменитый профессор Витольд Карлович Цераский. Читал он удивительно просто и увлекательно.
Слушал Тихов лекции и «отца русской авиации» Николая Егоровича Жуковского. Его рассказ об аналитической механике был увлекателен, ибо сам лектор увлекался предметом беспредельно.
Тихов многое перенял у другого своего знаменитого учителя — академика П. Н. Лебедева, доказавшего давление световых волн лабораторно.
Тихов говорил впоследствии, что многое почерпнул из их практики выступлений перед студентами Московского университета, где получил не только образование, но и умение выступать, ясно излагать свои мысли, убеждать.
Тихов посещал и собрания Общества испытателей природы и Общества любителей естествознания. Там ему довелось слушать доклады таких корифеев науки, как К. А. Тимирязев и И. М. Сеченов.
Вскоре после окончания университета Тихов поступает в 6-ю московскую гимназию преподавателем математики. Лекции он читал с удовольствием. Готовился тщательно. Особенно радовался, когда по глазам слушателей видел, что им интересны и понятны его объяснения.
После смерти Г. А. Тихова автор этих строк получил письмо от инженера Д. И. Курбатова: «Я не компетентен судить о заслугах такого крупного ученого. Но хочу сказать несколько слов о встречах с ним. Они оставили во мне светлое воспоминание. Первая из них относится к осени 1902 года, когда Гавриил Адрианович начал преподавать математику и космографию в 8-м классе 6-й московской гимназии, где я когда-то учился. Он был молодым увлекающимся преподавателем. Его уроки были более чем интересны. Он оживлял преподавание рассказом о своих предположениях о возможности органической жизни на Марсе — идея, над которой он работал до конца своей жизни.
Другая встреча была через десять лет — в 1913 году. Проходя мимо Тенишевского училища в Петербурге, я прочел на афише, что астроном Г. А. Тихов будет читать публичную лекцию. Конечно, я был на этой лекции и после нее повидался с Тиховым.
Не забуду его рассказа о том, как он наблюдал в 1899 году в Париже звездный дождь».
К 1917 году Тихов был уже известным астрономом, лауреатом премии Вильде, открывателем эффекта, получившего название «эффект Тихова — Нордмана».
Он был истинно образованным человеком, знал несколько языков, следил за новинками литературы. У себя дома он устраивал вечера, на которых бывали писатели, художники и артисты. Тихов любил молодежь и охотно участвовал в бурных дискуссиях о переустройстве жизни в России.
Друг Тихова революционер Н. М. Ляпин в свое время сделал проверочные вычисления, помещенные приложением к известной книге знаменитого шлиссельбуржца Н. А. Морозова «Откровение о грозе и буре». Да и сам Тихов был дружен с Морозовым с 1905 года, того самого года, когда революционера выпустили на свободу после 29-летнего заключения в крепости.
Прогрессивно настроенный ученый приветствовал Советскую власть. С энтузиазмом принялся он за просветительскую работу, как только отгремели революционные бои непосредственно у Пулковских высот.
Эта деятельность увлекла Тихова. Главным здесь для него были лекции по астрономии и экскурсии по обсерватории, сопровождаемые увлекательными беседами. Приходили студенты, школьники, рабочие, служащие. Большой интерес к астрономии проявляли моряки Балтийского флота. Для любой аудитории находил он нужную форму изложения материала. Умело перестраивал каждый раз архитектонику лекций.
С Морозовым Тихова объединяла не только личная дружба. Морозов был председателем Русского общества любителей мироведения, сыгравшего большую роль в распространении астрономических и геофизических знаний в нашей стране. В этом Обществе Тихов возглавлял астрономическую секцию, состоявшую в основном из молодежи. Постоянное окружение восторженными любителями астрономии послужило поводом к тому, что пулковцы прозвали Гавриила Адриановича «Мироведческим батькой». Мироведческий батька вместе с астрономом В. В. Шароновым собрал кружок молодых мироведов. В кружке занимались настоящие энтузиасты. Многие из них стали впоследствии известными всему миру учеными.
До конца своих дней Тихов оставался верным лозунгу бурных революционных лет «Знания — в массы!». Даже в преклонные годы вел большую работу по пропаганде астрономических знаний. Он был председателем Алма-Атинского отделения Всесоюзного астрономо-геодезического общества, членом президиума Правления Всесоюзного общества по распространению политических и научных знаний и активным его лектором.
Где только ни выступал Тихов — и в пионерских лагерях, и на заводах, и в полеводческих бригадах, и в воинских частях.
Откровенно, подробно, с величайшей скромностью вводил Тихов слушателей в свою творческую лабораторию, показывая не только зарождение идеи, но и ее развитие, показывая не только результаты работы, но и леса, с помощью которых возводилось здание науки. Слушателям не преподносились готовые выводы, формулы и доказательства, они вместе с ученым сами приходили к ним.
— Кто же позаботится о том, чтобы наука сошла со своего пьедестала и заговорила языком народа, — спрашивал Тихов. — И тут же отвечал: — Мы, ученые. Иначе наука, дело ее пропаганды попадет в чужие руки, в руки людей, которые ее не выстрадали, а значит и должным образом не познали.
И он шел со всеми бедами и радостями своей науки к слушателям.
Даже в самых, казалось бы, незначительных выступлениях он не боялся касаться серьезных вопросов и затрагивать глубокие философские проблемы. Он разговаривал со слушателями как с равными, с уважением, не поучая, а только доказывая.
Не могу здесь не вспомнить одно из «шумных» выступлений Гавриила Адриановича на большой дискуссии в среде ленинградских студентов.
Тихов говорил о том, что вопрос о жизни на других планетах имеет важное философское значение. И прямо заявил аудитории: «Тут могут быть только две точки зрения: или жизнь на Земле совершенно случайное явление, возникшее вследствие благоприятно сложившихся обстоятельств, или это закономерное явление, возникающее на определенном этапе развития».
Далее ученый со всей определенностью заявил, что в отношении к этой проблеме наиболее резко проявилась борьба взглядов в современной астрономии. Потом лектор очень четко подвел слушателей к выводу, что в астрономии сегодня не осталось и следа от геоцентризма. И тут же: «Однако возникает вопрос: не занимает ли Земля исключительное положение среди планет в другом отношении? Вот тут-то и проявляется у биологов и ученых других специальностей биологический геоцентризм. Они говорят и пишут, что жизнь... существует только на Земле...»1.
Чтобы сделать изложение сложных вопросов простым и общедоступным, чтобы овладеть вниманием собравшихся, ученый пользуется сравнением, прибегает к шутке и юмору. Вот как начал он одну из лекций: «Собрались марсианские академики и обсуждают вопрос о возможности жизни на Земле... Выступает марсианский видный ученый и говорит: «Да разве возможна жизнь при таком большом содержании кислорода в атмосфере Земли, которое обнаруживает спектральный анализ? Ведь там все живое должно задохнуться и сгореть. Другое дело у нас: наши растения выделяют кислород через свои корни в почву, а уже из почвы кислород медленно поступает в нашу атмосферу и дает нам возможность дышать не задыхаясь. Большое количество паров воды в атмосфере Земли тоже гибельно для жизни. Ведь там живые тела должны содержать громадный процент воды, а при большой тяжести на Земле это должно было воспрепятствовать зарождению и существованию жизни»... 2.
Каждое выступление перед аудиторией было для ученого продолжением его научных работ. В творческом контакте со слушателями уточнялись те или иные идеи. Так, читая в первые послевоенные месяцы 1945 года лекцию о возможности жизни на других планетах, Тихов заметил, между прочим, что одним из главных возражений против существования растительности на Марсе является отсутствие отражения инфракрасных лучей его растительными покровами. Обычно на Земле растения очень сильно отражают или рассеивают инфракрасные лучи.
Присутствующая на лекции агрометеоролог А. П. Кутырева задала вопрос:
— Не является ли такая особенность следствием сурового по сравнению с земным климата Марса? Ведь инфракрасные лучи несут почти половину солнечного тепла, и марсианские растения, возможно, не отражают их, а поглощают для согревания.
Ученый очень внимательно отнесся к этому вопросу. Провел серию специальных исследований, которые полностью подтвердили правильность высказанной мысли.
Действительно, как впоследствии писал в своих работах Тихов, указывая всегда фамилию А. П. Кутыревой, земные растения, живущие в суровом северном или высокогорном климате, поглощают для своего согревания большинство инфракрасных лучей, а летнезеленые растения, которым хватает тепла с избытком, отражают инфракрасные лучи.
Со всех концов страны к Тихову шли письма. Учитель, живущий в тундре, писал о растении, которое он нашел глубоко под снегом в ледяном панцире. Профессор ботаники прислал из Антарктиды сообщение об удивительных лишайниках, которые растут на голом ледниковом щите. Охотник из Читы, слушавший лекцию ученого в Ленинграде, прислал ему потом сведения о хвощевидных растениях голубой окраски, которые при 50-градусном морозе прятались в ледяном футляре и продолжали расти. Химик, много лет работавший над проблемой образования сложных веществ, делился с Тиховым мыслями о причинах поглощения растениями инфракрасных лучей и подарил ему объемистые расчеты спектра молекулы воды в сложных химических реакциях...
А сколько приходило просто благодарственных писем от любителей астрономии, от студентов, школьников, от воинов Советской Армии, от тех, кого сумел увлечь своими выступлениями замечательный советский ученый.
Кто знает, может быть, зерна, посеянные в души слушателей страстным пропагандистом науки Тиховым, взойдут героическими подвигами первооткрывателей Марса.
А среди исследователей далеких планет наверняка есть и те, кто когда-то слушал лекции Тихова-астронома, увлеченного поисками жизни на других планетах.
Статья из сборника: Этюды о лекторах, М., «Знание», 1974.
Составитель Н.Н. Митрофанов.
Добавить комментарий