Эйнштейн далее говорил, что его столь же интересовали биографии ученых, как их идеи. Ему нравилось узнавать о жизни тех, кто создал великие теории и осуществил важные эксперименты; ему нравилось узнавать, что за люди они были, как они работали и как они относились к современникам.

 

Бернард Коэн. Беседа с Эйнштейном.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

В 30-е годы В. В. Вересаев опубликовал двухтомный труд «Спутники Пушкина». В нем было собрано около 100 миниатюр, в каждой из которых рассказывалось о судьбе того или иного человека — друга, знакомого, врага, — причастного к жизни великого русского поэта. Часто имя гения вырывает из тьмы совершенно случайных лиц, не представляющих, если можно так выразиться, самостоятельного интереса. В результате миллионы людей знают пушкинскую няню, а Александр Петрович Тормасов (1752 — 1819) известен лишь небольшому кругу исследователей или тех, кто специально интересуется историей России XIX века. А ведь с его именем связаны первые победы русского оружия в Отечественной войне 1812 года.

И вместе с тем гениальный человек, — помимо своего, разумеется, желания, — в какой-то мере подавляет окружающих его людей, наделенных самобытным дарованием. По воле судьбы они оказываются в положении неких зеркал, отражающих исходящее от него сияние, в блеске которого теряется яркий талант, излучаемый ими самими. Так, Дельвиг и Баратынский, эти большие и самобытные поэты, известны нам прежде всего как «поэты пушкинской поры».

Внимание будущего биографа «физиков эйнштейновской поры», несомненно, привлечет имя человека, которому Эйнштейн писал в 1922 году: «Мы созданы природой друг для друга... Я нуждаюсь в твоей дружбе еще больше, чем ты в моей». Это глубокое и искреннее признание адресовано Паулю Эренфесту — замечательному человеку и физику.

Эренфест родился в Вене, учился в Австрии и Германии, пять лет жил в России и обрел Родину для себя и для своей семьи в Голландии, где прожил последние двадцать лет своей сравнительно недолгой 5З-летней жизни.

В 1903 году Эренфест опубликовал первую научную статью, и с тех пор в течение трех десятилетий его имя не сходило со страниц немецких, американских и русских журналов, а популярность среди физиков — теоретиков и экспериментаторов — была исключительно велика.

Заветная цель не лишенного некоторого тщеславия физика — «попасть в учебник», то есть сделать такую работу, которая по своей значимости вышла бы за рамки текущей физической литературы. Этого идеала достиг Эренфест, который был, однако, отнюдь не тщеславным человеком, а, напротив, излишне, болезненно скромным в оценке собственных достижений. Несколько его работ вошли в учебники, многие сыграли большую и стимулирующую роль, и сейчас, как и раньше, хорошо известны специалистам. Его память в свое время почтили Эйнштейн и Паули, о встречах с ним рассказывали А. Ф. Иоффе и Дж. Уленбек. Но все же, как заметил И. Е. Тамм, роль Эренфеста в развитии физики не оценена полностью.

Для того, чтобы представить себе место, оставленное им в истории физики, понять масштабы влияния, оказанного Эренфестом на развитие науки в знаменательный период ее ломки и перестройки, связанный с теорией квантов Планка — Эйнштейна, теорией атома Бора — Резерфорда и квантовой механикой, вспомним о жанре литературной критики. Почти такой же древний, как и сама литература, он приобрел сейчас массового читателя, тогда как в недавнем прошлом его аудитория состояла преимущественно из писателей и самих критиков.

Научная критика, будучи, по существу, еще более древней (ибо развитие науки, каждый ее шаг вперед немыслим без критики и пересмотра — но не обязательно отрицания — предшествующих шагов, завоеванных достижений), продолжает оставаться достоянием довольно узкого круга людей.

Понятие научной критики охватывает два различающихся процесса. Прежде всего, критика существующих теорий или доказательство их внутренней противоречивости, отрицание целых концепций справедливо рассматриваются как важный и позитивный вклад в науку. Подобное «расшатывание основ» является результатом усилий многих ученых. Оно предшествует положительному скачку вперед, венчающему эту работу и принадлежащему обычно одному ученому, «стоящему на плечах гигантов» — своих предшественников. В процессе подготовки к такому новому рывку ученый осмысливает кропотливую работу своих современников по расшатыванию этих основ. Сказанное можно, например, проиллюстрировать ситуацией со специальной теорией относительности. Представления об абсолютном пространстве и времени Ньютона были сильно поколеблены в работах Лоренца, Пуанкаре и других; зачатки теории относительности и некоторых наиболее важных из нее выводов (например, соотношение между энергией и массой) мы находим в работах П. Ланжевена. Эйнштейн специально отмечает огромную роль этих работ, говоря о своем собственном (определяющем, добавим мы) вкладе в специальную теорию относительности1.

Наряду с этим существует еще и повседневная научная критика: обсуждение работы ученого на семинарах, дискуссия о ней в более узком кругу коллег. Такие дискуссии помогают найти «слабинку» в новой теоретической работе или новом экспериментальном методе и результате. Иногда под влиянием такой критики центр тяжести исследования смещается из одного положения в другое.

Доброжелательное обсуждение и критика часто необходимы и для того, чтобы придать автору уверенность в правильности полученного им результата, не укладывающегося в рамки привычных схем. Такая критика, также чрезвычайно важная для развития конкретных исследований, да и всей науки в целом, вместе с тем оказывается существенным образом закулисной, и о роли подобного рода критиков известно сравнительно немногим. Традиционной формой окончания научной физической статьи является изъявление автором благодарности тому или иному лицу за «стимулирующую критику» (в американских статьях существует даже обязательный параграф: «Acknowledgement» — благодарность). Но наибольший интерес для ученых имеет сам результат работы, который справедливо связывается с именами ее авторов. Вопрос же о том, кто помог этот результат получить или прояснить, интересует скорее уже историков. Добавим к этому, что «время жизни» самой статьи сравнительно невелико: на нее ссылаются в течение ближайших после опубликования трех-четырех лет (а затем или забывают о ней — временно или навсегда, или же, если содержавшийся в ней результат существен, его подхватывают другие авторы, и он кочует по монографиям; на них и даются ссылки в последующем). Из сказанного становится очевидным, что имя критика довольно быстро оказывается забытым. Да и число ученых, критика которых является поистине стимулирующей, сравнительно невелико. И вот в этом плане Эренфест был фигурой примечательной. В статье, посвященной его памяти, Эйнштейн писал: «Его величие заключалось в чрезвычайно хорошо развитой способности улавливать самое существо теоретического понятия и настолько освобождать теорию от ее математического наряда, чтобы лежащая в ее основе простая идея проявлялась со всей ясностью. По этой причине его приглашали на научные конгрессы, ибо в обсуждения он всегда вносил изящество и четкость».

Столь же высоко критическое дарование Эренфеста ценили и другие выдающиеся авторитеты — его коллеги и друзья: Бор, Борн, Ланжевен, Паули и другие. По их словам, Эренфест в этом отношении не имел себе равных.

В своей книге «Встречи с физиками» А. Ф. Иоффе, говоря об успешном развитии физики в послереволюционном Петрограде, отмечает: «Всем этим расцветом теоретической физики, начавшимся еще до первой мировой войны, мы обязаны влиянию П. С. Эренфеста». Эренфест всегда умел сплотить вокруг себя интересующуюся физикой молодежь, увлечь ее этой наукой. Его заслуги в становлении новой физики в России велики; не меньшее влияние оказал он и на развитие физики в Голландии и в США.

Остроумный, живой и веселый, но легко ранимый, а потому часто бывавший грустным... Доброжелательный и заинтересованный критик работ своих коллег и безжалостный критик своих собственных идей, часто подавлявший их уже в зародыше... Влюбленный в физику и заслуживший глубокое уважение и искреннюю любовь ученых своего поколения, окруженный благодарной признательностью молодых физиков, и, несмотря на это, страдавший от сознания незначительности того, что им делалось... Таким предстает перед нами противоречивый, но обаятельный образ Пауля Эренфеста.

 

  • 1. Особенно отчетливо это сделано Эйнштейном в письме к Зелигу от 19 февраля 1955 года, написанном незадолго до смерти. Письмо опубликовано Зелигом в его книге об Эйнштейне (Зелиг К. Альберт Эйнштейн. М., Атомиздат, 1966, с. 67).

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
CAPTCHA
Этот вопрос задается для того, чтобы выяснить, являетесь ли Вы человеком или представляете из себя автоматическую спам-рассылку.