Во время войны Степан Афанасьевич занимал два поста одновременно — во Всесоюзном Комитете по делам высшей школы и в аппарате Уполномоченного Государственного Комитета Обороны. Оба учреждения находились в одном здании.

Старинов пришел к Балезину-химику, чтоб потолковать с ним насчет взрывчатки, но ведь и блокнот немца кому было показывать, как не ему же, старшему помощнику Уполномоченного ГКО. Встретились они весной сорок второго. При живом интересе Степана Афанасьевича, изобилии новостей и забот у Старинова про книжку немецкую чуть полковник не забыл. Да не особенно он о ней и беспокоился, надо сказать. Взял ведь на всякий случай.

Степана Афанасьевича полковник занимал чрезвычайно. Четвертую войну воюет, колесит по всем фронтам и через линию фронта, партизанский начальник. Известен по обе стороны. Фамилия его фигурирует и в документах немецких штабов. Кое-кто из германского командного состава имел дело с «минным дьяволом» вторично. Пятью-шестью годами ранее в Испании они познакомились заочно с неким Рудольфом Вольфом. Этому человеку не имело смысла выпячиваться, ибо никакой он был не Вольф. Под этим именем скрывался И. Г. Старинов. Чтобы на него не обращали внимания, все проведенные им минные операции приписывались Доминго Унгрии, командиру отряда республиканцев (потом бригады, потом и корпуса). Заговорили об Унгрии широко, когда под Кордовой взлетел на воздух поезд со штабом итальянской авиадивизии. На базу партизан хлынули корреспонденты, и крупнейшие газеты мира дали материал. В «Известиях» Эренбург— 23 марта 1937 года. Ну уж на базе утаиться было трудно, с Рудольфом Вольфом искали знакомств, Хемингуэй ходил рядом; разные, понимали они друг друга, два умелых игрока со смертью. Американец и по франкистским тылам увязывался за русским «Вольфом». Поселил Илья Григорьевич у себя на базе Вильянуово де Кордово тезку своего, Эренбурга. Кольцов приезжал с женой.

Выдумщик и постановщик жутких сюрпризов с виду был простоват. Степана Афанасьевича это всякий раз занимало: профессионал должен иметь соответствующее лицо.

После войны они сфотографировались. Пошли специально ь фотоателье, при регалиях. Лица обоих на снимке задумчивые Илья Григорьевич чуть грустноват. Они, конечно, гордились друг другом, гордились своим знакомством.

Что-то полковник сам рассказывал, к слову, что-то Степан Афанасьевич узнал от других. Из испанских военных приключений Старинова профессор любил вспоминать, как он говорил случай с «троянским мулом».

Илья Григорьевич — Рудольф Вольф — со своей диверсионной группой сидел в засаде, высматривал малейшую возможность чтобы как-нибудь проникнуть в монастырь, за толстыми стенами которого укрылись франкисты. Попытки штурмовать противника стоили бы дорого, следовало придумать что-то особенное.

...Был солнечный день, звенели цикады, кругом ни души, и только вдали одиноко брел по пустынной каменистой дороге мул. Эта мирная картина, словно бы донкихотских времен, связалась в голове Старинова с другой, пережитой однажды: шальная пуля попала в полный динамита вещмешок за плечами одного из подрывников, когда шли на задание. Взрыв был... Кое-кого из бойцов сильно ранило. Так вот, этот мул, пожалуй, мог войти в монастырь. Видно, туда и путь держал, домой.

Жалко было скотину. (Рудольф Вольф на корриду, сколько ни приглашали, не ходил и высказывался в том роде, что убивать ради потехи дикость, в чем немало озадачивал бойцов-испанцев.) Но тут тактическая необходимость. Нагрузили мула тюками с взрывчаткой и пустили, он поплелся привычно к монастырским воротам. Взрыв разбросал там все, и республиканцы ворвались во двор.

Ко времени встречи Балезина и Старинова на Рождественке, дом 11, уже произошли события, быть может самые острые в военной биографии полковника. Они относятся к осени 1941-го, когда Илья Григорьевич руководил устройством минных заграждений на подступах к Харькову незадолго до его взятия немцами. Финала этой истории ни Степан Афанасьевич, ни сам полковник Старинов весной 1942 года еще не знали, так что здесь мы забегаем вперед. Но эпизод в Харькове предваряет Кривую косу. Не отличись Старинов там, его могло бы не быть и здесь, на Таганрогском заливе, на пути немецкого инженер-майора с его записной книжкой. А заставил бы другой, не первый минер армии, так быстро закрыть ночную езду по шоссе Мариуполь — Таганрог, вынудив тем самым немца задержаться в гарнизоне на полдороге? Попала бы записная книжка в руки Балезина, когда бы не Старинов? Не попади же она, «ну, не знаю, — скажет впоследствии академик Флеров, — история эта могла бы пойти причудливыми путями».

...С начала октября сорок первого года Старинов руководил действиями инженерно-оперативной группы в Харькове. Город и подходы к нему надо было превратить в смертельную западню. Транспортные магистрали, аэродром, предприятия, жилье, пригодное для квартирования войск, телефонные станции, телеграф, ну, в общем, все, чем захотел бы воспользоваться оккупант, группа Старинова минировала. Взрывать легче, чем строить. Надо было принимать во внимание будущее, и это делало тактику довольно сложной. Чтобы сохранить кое-какие объекты, но и не дать врагу извлечь из этого пользу, группа Старинова проводила ложные минирования, которые к тому же, будучи обнаружены, усыпляли бдительность немецких саперов, сбивали их с толку.

Где поселится начальник немецкого гарнизона? С ним особые счеты.

Задача представлялась неразрешимой, и Старинов ее  у п р о с т и л: надо не гадать, а привести немца в заминированный особняк. Уговором. Облегчить коменданту выбор жилья, подсказать. Видимой безопасностью? Слабо. Не поверят. Нет, нет, комбинация, напротив, хороша бы открытая,  б е з  о б м а н а. Пожалуй, пускай бы выдали им соглядатаи, пускай определенно знают — да, напоследок, перед самым отходом из города русские минировали этот дом, секретно, ночью. Машины с ящиками, охранение... Заманить. Лишь бы ввязались. Тут надо их вымотать. Надо, чтоб они увидели старание. Придется заложить мину как следует, по высшему разряду, в глубокий колодец под кучей угля в котельной. Землю из колодца будут выносить в нумерованных мешках, чтобы при закладывании не нарушить последовательности влажных и сухих слоев по вертикали. Бетон надо залить, чтоб не отличимо было от прежнего. Успеть бы подсушить. Они должны найти,  п о т е р я в  н а д е ж д у, вот только тогда.

А ну как не вытерпят? Да взорвут к чертовой матери?

До последнего часа колебался: подсказать или не подсказывать?

Все старания полковника были направлены на то, чтобы отвлечь противника от главной, второй, мины. Ее поставили метром ниже первой, такую же, но неизвлекаемую. Старинов надеялся, что немцы не будут очень усердно ее искать. Надеялся. А что ж оставалось? Даже то, что особняк — один из лучших в городе, могло помешать, насторожив и коменданта, и начальника гарнизона... Нет, такое дело без удачи просто не делается. Тут все на нюансах, настроении, капризе, на неуловимых стечениях того, другого...

Не совсем было так. Надежду его питало кое-что помимо веры. Илья Григорьевич всякую удачу тщательно подготавливает. Так вот, надежду его питала сама мина, которую он ставил на начальника гарнизона. Изобретение новейшее, изделие сложное, деликатное, интеллигентное. Через руки полковника прошли мины многих европейских стран. Ничего необыкновенного он не встречал. А эта... Она поразит немца. Вскрыв этот шедевр, немцы отбросят последние сомнения, что именно сюда русские ждали высокого гостя и постарались. «Второй нет и не может быть, вторая просто ни к чему», — внушит «интеллигентка». Она достойна такого замысла и достаточна. Прибавлять к ней что-то только блюдо портить. Да к тому же лишняя мина — немцы не дураки — ведь это и лишний повод к подозрениям. Для успокоения совести, может, поищут еще чуток, да и отвяжутся.

Ну что ж, он отдаст ее, коли так.

Осторожно и незаметно «интеллигентку» сделали ручной доступной — не дарить же еще и идею! Он и так удвоил ставку две уникальные мины — других таких у него нет — против одной жизни — отпетого, правда, — негодяя.

Начальник гарнизона Харькова, командир 68-й пехотной дивизии Георг фон Браун (брат известного ракетчика Вернера фон Брауна), только что повышен в чине, у него опыт карательных операций против партизан, перед ним задача не промахнуться и в этот раз. Палач Проскурова и Винницы, фон Браун, по своему обычаю, ознаменовал знакомство с городом массовыми повешениями. Русские оставили много мин? Он будет жить на окраине потеснив кого-нибудь из домовладельцев, скромно и спокойно. Так выгодно, так ловко подошел Георг фон Браун к концу войны (Москва вот-вот будет взята, русские капитулируют). Хозяин четвертого по величине города России! Ему надо беречь себя, каких бы неудобств это ни стоило.

Штаб нашего Юго-Западного фронта передислоцировался в Воронеж. Полковник не находил себе места. Как там? Что рвануло, где? Сведения из Харькова поступали противоречивые, а с Дзержинского, 17, никаких. Видимо, немецкий генерал обошел засаду.

Не только обошел. В отместку он устроил ловушку для самого ловца. Один из немецких приказов, доставленных в штаб Юго-Западного фронта, сообщал, что при наступлении на Харьков было обнаружено из-за неумелости русских много мин. «Мины устанавливались под руководством полковника И. Г. Старинова», уточняла препроводительная служебная записка.

Работа грубая, но могла иметь успех, несколько ночей Старинов не сомкнул глаз. Опровергнуть такие факты вообще нелегко, а в тех условиях не представлялось ни малейшей возможности. Штабисты фон Брауна учли и беззащитность обвиненного, и спешность военного суда. Но переусердствовали. Между строк приказа проступала затаенная цель.

...Степан Афанасьевич и сам много в жизни видел, но Старинову что выпало, не позавидуешь его орденам (три ордена Ленина, пять Красного Знамени, чтоб не перечислять всех многочисленных его наград). Трижды стоял перед смертным приговором (устным), и только по везенью — так он считает — ошибка вскрывалась в последнюю минуту, дело принимало иной оборот, так что, бывало, «расстрелять!» сменялось раскрытыми объятьями и дружбой.

Но в тот раз приговора не было.

А фон Брауна все стало раздражать. Рядом, рукой подать, аристократические апартаменты, город одичавший, правда, пустоватый, но вполне европейский, таящий в недрах своих роскошь старой культуры; он же, властелин, ютится черт знает на каких задворках.

Саперы, они что, век там намерены возиться? Он призывал себя к терпению, не торопил никого, но, когда сообщили, что в особняке — резиденции высокопоставленных русских руководителей — мина была обнаружена и извлечена, да какая, не поверите, генерал обождал еще несколько дней, поселил охрану, а затем въехал сам.

Вторая мина, неизвлекаемая, самопроизвольно взрывающаяся от малейшего прикосновения чужих рук, воплощающая секретное новейшее изобретение, ждала этого события с большей настойчивостью, чем генерал противился своей судьбе. Мина эта могла терпеть сколько угодно, она не имела ограничений времени. Она была не обычная, не замедленного действия, не тикала. Она слушала.

Была заминка при въезде. Перед распахнутой дверью генерал остановился и сказал сопровождающим что-то. Он медлил? Этого Карл Гейден, офицер комендатуры, стоявший в почтительном отдалении, знать не мог. Сцена же несколькими годами позднее пересказана именно им.

Браун стоял на пороге кратковременного своего и последнего жилья. Ему бы подумать о примете — он селился на улице имени Д з е р ж и н с к о г о — да позавидовать хоть вон тому жалкому Гейдену в его неприметности, да проклясть свое генеральство, да с криком «нет!.. только не здесь... не сейчас!..» броситься куда глаза глядят. Но Гейден был просто Гейден, а Браун был фон Браун, и он вошел в дом.

14 ноября сорок первого года, в три пятнадцать ночи воронежская широковещательная радиостанция передала в эфир короткий сигнал, мгновенье спустя уловленный за сотни километров антенной приемника, которой был адресован.

«Нас сбила с толку ваша первая мина...» Щеки ввалились, поросли ржавой щетиной. Карл Гейден. Ах ты голубчик! Хоть благодарность тебе выноси. Порадовал шефа: «Особняк разминирован, экселенц!»

«Мне и в голову не пришло, что под ней находилась еще одна радиомина, более опасная. После катастрофы офицеры СД расстреляли минеров, а меня послали рядовым на фронт... Взрыв был очень сильный. Я находился в доме через улицу — и вот», — Гейден потер шрам на лбу.

Таково было и большинство мин «легко извлекаемых». Они были «плохо установлены» настолько, чтобы отвлечь внимание от других, которым непременно следовало взорваться.

 

Из дневниковой записи немецкого офицера в ноябре 1941 года в Харькове: «Вечером взорвалась мина недалеко от нашего дома. После взрыва нескольких мин и потери офицеров и солдат было отдано распоряжение не расселяться по нежилым домам... Мины взрывались повсюду. Но самое ужасное — минированные дороги и аэродромы. На аэродромах взрывалось в день по три пять мин, и никто не знал, где взорвутся следующие. Однажды взорвалась мина неслыханной мощности в ангаре, где производились монтажные работы! При этом были убиты ценные специалисты. Этим ангаром уже нельзя было пользоваться. Взорвались мины на краю аэродрома, неподалеку от находившихся там самолетов были раненые среди летчиков и попорчены самолеты. Эти повреждения произошли от падающих на самолеты комьев земли.

Были использованы все средства для отыскания мин. Были допрошены все пленные саперы... Мы объявили населению, что за каждую мину будет даваться вознаграждение, а за укрывательство им грозил расстрел. К сожалению, население выдавало весьма незначительное количество мин... Уничтожение мин производилось только пленными.

В городе и его окрестностях погибло много автомашин и несколько поездов, наскочивших на мины. Сотни солдат, два года избегавших смерти, погибли от мин. Однако взрывы мин не прекращаются, обнаружить их с каждым днем делается все труднее, а по показаниям пленных часовой механизм многих образцов мин подействует лишь через 4 месяца. Уже сейчас потери из-за мин превосходят все потери, непосредственно связанные с завоеванием города... Мы должны искать новые средства, так как иначе нам придется строить на оккупированной территории новые автомобильные и железные дороги, аэродромы и склады. Нашей задачей должна стать борьба с минами. Не одолев их, мы не сможем свободно действовать и двигаться».

 

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
CAPTCHA
Этот вопрос задается для того, чтобы выяснить, являетесь ли Вы человеком или представляете из себя автоматическую спам-рассылку.