После войны, летом 1945 года председатель президиума УФАНа академик Иван Павлович Бардин принял решение: члена партбюро института Михеева вернуть на пост директора Института физики металлов. И отчет о работе института в 1945 году снова делал Михаил Николаевич.
И в том отчете он с полным правом мог заявить, что войну выиграли вместе со всем народом и они, уральские физики, частица этого народа. Над производством и контролем снарядов работали Вонсовский и Шур, мин — И. К. Кикоин и В. С. Аверкиев, самолетов — Р. И. Янус, танковой брони — И. П. Бардин, В. Д. Садовский, К. А. Малышев, Н. Н. Буйнов, А. И. Стригулин, Н. М. Родигин. Да и другие физики отдали для победы все, что могли... (Среди них были не только «магнитчики», но и металловеды. Созданная членом-корреспондентом АН СССР С. С. Штейнбергом уральская школа металловедов получила широкое признание во всем мире. Сейчас академик В. Д. Садовский, профессор К. А. Малышев успешно работают в этой области. Конечно, они тоже заслуживают того, чтобы о них написали отдельную книгу. — Б. П.).
— Настала пора мирного труда. Но американские атомные взрывы над Японией показали, что родилось новое оружие, которое мы тоже должны знать...
В конце доклада Михеев сообщает, что доктор наук Вонсовский прочитал за последние месяцы 10 популярных лекций на заводах и в организациях (в том числе в обкоме партии) о внутриатомной энергии, а для ученых УФАНа им же проведены научные чтения по теории атомного ядра...
Институт физики металлов расширяет глубочайшие на квантовом уровне исследования, создаются новые лаборатории. Но одним из первых и главных приказов директора Михеева был приказ о восстановлении теоретического отдела. Заведующим его назначался С. В. Вонсовский!
Жизненная и научная судьба накрепко связала этих двух людей. Оба в детстве мечтали о паровозах, а стали физиками, причем пусть с различными задачами, но в одной области — магнетизме и в одном институте — Уралфизтехе, нынешнем ИФМ. Долго они жили в одном доме, работали в одной лаборатории Рудольфа Ивановича Януса, даже гуляли на одних вечеринках.
Сохранилась старая фотография — они сидят за небогатым застольем, все бывшие ленинградцы. Михеев, расстегнув на широкой груди рубаху, поет, а Вонсовский натянул на свое лицо какую-то зверюшью маску и смеется, счастливый... Они были и остаются друзьями. Но никогда не были приятелями. Никакого панибратства, никакого взаимного попустительства — наоборот, самая высокая требовательность друг к другу, обязательная при настоящем товариществе. И — бескорыстная, безоглядная помощь в трудные дни.
А трудных дней хватало в их жизни.
В 48-м году Михеева опять сняли, а через несколько лет тогдашнее руководство УФАНа, которому физика металлов вообще была поперек горла, подняло вопрос о ликвидации этого направления — зачем, мол, рабочему Уралу «ученая заумь»? Пустая трата огромных денег! Пусть фундаментальной наукой занимаются столицы, а мы, прикладники, будем «ковать свое железо»...
И тогда Вонсовский, Янус, Шур, Архаров кинулись на защиту. Они обратились за помощью к «папе» Иоффе! И помощь пришла. Абрам Федорович подключил к делу академика М. А. Лаврентьева, а главное, всемогущего тогда И. В. Курчатова. ИФМ был сохранен и даже, приобретя самостоятельный статус, расширен. Михеев возвращен на свое место. А заместителем его по науке в течение почти 30 лет, определяющим дальнейшее развитие института, стал Сергей Васильевич Вонсовский.
Но почему именно Вонсовский? Ведь вскоре получили всесоюзное признание, а с ним и высокие степени и звания несколько других больших ученых института.
Михаил Николаевич, выслушав этот вопрос, поглядел на меня, как на бестолкового мальчика.
— Да потому, что Сергей Васильевич — один из самых талантливых, работящих людей, каких я встречал, елки зеленые! Он умеет себя организовать, ценит время, даже на заседаниях, если черта в ступе толкут, он успевает просмотреть последние журнальные новинки. Он всегда был предельно загружен, а сейчас, с выходом на всю уральскую науку, и вовсе. Но я уверен, он выдержит, поелику возможно...
Михеев задумался, поднес свою большую костистую ладонь к иссиня-седым, как первый под солнцем снег, волосам.
— У меня впечатление, — сказал, — что он всегда все знает. Но не для себя — стремится просветить других. У нас в институте постоянно читал курсы лекций по трудным и новейшим проблемам науки, а во всесоюзном масштабе организовал семинар-школу по теории твердого тела. Теперь понятно, почему он остается и сейчас, взойдя на более высокий пост, моим заместителем по науке? — Михеев улыбнулся.— Получается забавная ситуация: по научному центру я его подчиненный, а по институту он мой. Вот какая аптека, стало быть. А недостатки, понятно, есть. Он же человек, не бог. Ну, перво-наперво, надо быть ему пожестче с теми, кто хочет не живот положить на благо науки, а урвать от нее свой кусок. И еще — надо бы ему побольше гонять своих заместителей. А то он много берет на себя, часто даже лишнего...
Спустя какое-то время я спрошу Вонсовского теперь уже его мнение о директоре Михееве. Сергей Васильевич снимет очки, привычно закусит дужку:
— Знаете, я люблю Михаила Николаевича. Даже в его недостатках. Поэтому — для объективности — сошлюсь на мнение третейского судьи, академика Арцимовича, сказавшего как-то, что нам, уральским физикам, здорово повезло с директором — таких хороших директоров он вообще не знал. Потому что Михеев не играет в дипломатию, не прячет свое мнение, но говорит то, что думает. И делает то, во что искренне верит...
В январе 1980 года коллектив ИФМ, как всегда, слушал отчет о работе в прошлом году. И будто много лет назад, в январе 1936-го, в президиуме сидел Яков Савельевич Шур, правда, теперь уже не рядовой аспирант, а член-корреспондент АН СССР. И доклад делал все тот же директор Михеев.
Но все остальное было другим.
Тогда было 100 сотрудников — сейчас в ордена Трудового Красного Знамени Институте физики металлов работает 1400 человек.
Тогда три доктора и чуть побольше кандидатов — сейчас 2 академика, 2 члена-корреспондента, 32 доктора наук и 130 кандидатов. Среди них 14 лауреатов Ленинской и Государственной премий.
Тогда Уралфизтех жил в основном за счет государственного бюджета — сейчас экономический эффект от исследований ученых ИФМ только за прошлый год составил, по подсчетам предприятий, 10 миллионов рублей, а с начала пятилетки — 35 миллионов. Тогда связи с заводами были эпизодичны, сейчас институт имеет хоздоговоры и работает по заказам 109 предприятий.
Тогда Уралфизтех не имел своих изданий и монографий — всего несколько десятков статей в журналах. Сейчас число капитальных монографий с разработкой фундаментальных проблем твердого тела превысило 50, а научных статей — 5000. Сейчас в институте издается два всесоюзных журнала — «Физика металлов и металловедение» (редактор Вонсовский), «Дефектоскопия» (редактор Михеев).
— Оповещать-то о наших успехах мы белый свет оповещаем, — в голосе Михеева мне вдруг послышалась горечь, — да успехов-то этих по нашим масштабам маловато, а недостатков хватает, елки зеленые! Не на должной высоте стоим мы еще в фундаментальных исследованиях, в результате за прошлый год защищена только одна докторская диссертация и в портфеле нынешнего года тоже одна. Наши ведущие ученые стареют, а молодежь шагает медленно. Темпы в ряде случаев, например в машинном моделировании, синтезировании новых материалов, технике сверхнизких температур отстают от зарубежных. А это — в свете последних решений ЦК КПСС по науке — совершенно недопустимо!..
Он говорит о недостатках открыто, не замазывая их, тоже «вечная», из 30-х годов идущая линия директора Михеева. Он говорит о слабой дисциплине, о плохой оснащенности ряда лабораторий. Он призывает к разумному хозяйствованию...
Да, вырос институт, усложнилось его хозяйство, только число лабораторий и отделов с 7 выросло до 28. Усложнились функции директора, возрос объем его работы.
— Все это так, — согласился Михеев в последней, накануне его 75-летия, нашей приватной беседе. — Но принципы руководства остались те же. Главный из них — чтобы люди работали. Нормально, с полным удовольствием и отдачей. А для этого наш долг — обеспечить им хорошие условия в лабораториях и хорошее жилье. Второе — необходимость постоянного углубления исследований, повышения их практической значимости. И третье расширение тематики и географии. Так, мы организовали в Ижевске филиал, который со временем станет, надеюсь, самостоятельным Удмуртским ИФМ...
Он продолжает развивать свои смелые замыслы, этот весьма уже пожилой седовласый человек в неизменном синем костюме и попросту повязанном галстуке, а мне все слышится веселая песенка, сочиненная о нем его молодыми коллегами:
Любят Вас мастера и ученые.
Многим в жизни смогли Вы помочь...
Вы не любите, елки зеленые,
Без нужды черта в ступе толочь!
И в том, что в 1982 году Институт физики металлов будет счастливо праздновать свои 50-летний юбилей, немалая заслуга М. Н. Михеева, который — случай почти беспрецедентный! — является его директором уже четыре десятилетия. Вечный, можно сказать, директор!
* * *
Следующим нашим героем должен был стать Я. С. Шур. Но он оказался в служебной командировке: наблюдал за работой новых компасов на кораблях. Их сделали на основе сверхсильных постоянных магнитов, за последнее десятилетие полученных в лаборатории ферромагнетизма ИФМ. Лаборатории, которую создал и с самой войны возглавил Яков Савельевич.
Что же делать? Моим компасом неожиданно стала институтская стенная газета «За передовую науку».
Меня поразила странная, полная фантастических идей статья, помещенная в ней, с простеньким заголовком: «Давайте пофантазируем». Говоря о том, что великие открытия «квартируют» сейчас на стыке наук, автор призывает юных коллег-ученых написать на своем знамени два главных лозунга: смелость и масштабность. И тут же выдвигает грандиозные проблемы, которым мог бы посвятить себя сегодняшний физик: 1. Пенометалл. 2. Устойчивая плазма. 3. Жидкие кристаллы. 4. Ферромагнитный диэлектрик!
Даже мне, абсолютному дилетанту, от смелости этих задач ударило в голову. Ибо все эти понятия несовместимы, парадоксальны: пена и металл, плазма и устойчивость, кристалл и жидкость...
Мне вспомнились известные слова Пушкина о том, что «чудные открытия» нам готовит вместе с просвещением и опытом «гений — парадоксов друг». И я пошел искать автора статьи. Им оказался заведующий лабораторией электромагнетизма доктор технических наук Павел Акимович Халилеев.
Добавить комментарий