Вы здесь

Среди неведомых архипелагов

 

 

Научные экспедиции... Одна за другой они начинают снаряжаться в разных странах в XVIII веке. И в историю кругосветных плаваний вслед за именами конкистадоров, купцов, пиратов входят имена людей совсем иных по своим интересам, знаниям, общей культуре. На борту корабля появляются астрономы, натуралисты, а на капитанский мостик поднимается человек, которого живо интересуют морская наука, природа и люди неведомых стран. Надо ли пояснять, что и записки о таких кругосветных плаваниях меняют свой общий характер. Авторы этих записок уже непохожи ни на рыцаря Пигафетту, ни на священника Флетчера, ни на других своих малосведущих в науках предшественников.

Впрочем, как уже было сказано, ученые цели экспедиций второй половины XVIII столетия не отменяли колонизаторских целей. Открытия новых земель в океане и присоединение этих земель к владениям страны, которую представлял открыватель, оставались задачами традиционными, наиболее важными, тесно связанными между собой.

Соперничество двух наиболее сильных западноевропейских держав этого времени — Англии и Франции — определяло в конечном счете и побудительные мотивы самого снаряжения экспедиций, и выбор маршрутов, и содержание секретных инструкций, которые получал в морском министерстве своей страны будущий открыватель — английский или французский моряк. Вспомним, что в результате Семилетней войны 1756 — 1763 годов Англия, одержав победу над Францией, утвердилась в Канаде, в Индии, приобрела превосходство на морских и океанских дорогах. Вспомним также заявление французского государственного деятеля Шуазеля, сделанное вскоре после Семилетней войны. «Франция не пожалеет усилий, чтобы утвердиться в любых морях, где подобные попытки предпринимают англичане»1.

По любопытной причуде истории одним из важнейших объектов соперничества оказался на первых порах объект скорее мифический, нежели реальный,— легендарный огромный материк «Тегга australis incognita» (Неведомая южная земля). Он появился на карте мира еще в античное время. Птолемей был, видимо, первым картографом, изобразившим эту громадную южную сушу. Авторитету его и других географов древности обязано возрождение мифа о «Тегга australis incognita» в средневековой Европе. Этому мифу была суждена очень долгая жизнь — около двух тысячелетий. Громадную Южную землю отыскивали португальцы, голландцы... Не раз «отыскивался» и снова терялся загадочный материк. Оказывалось, что найденный берег «Неведомой Южной земли» — это попросту еще один новый остров.

Частью огромного южного материка посчитали картографы, современники Магеллана, открытую им Огненную Землю. В начале XVII века португальский моряк Кирос отыскал берег «Южной Земли Святого духа», оказавшийся, как это выяснилось лишь полтора столетия спустя, небольшим островом в архипелаге Новые Гебриды. В 40-х годах XVII века голландский мореплаватель Абель Тасман счел за «Тегга australis incognita» достигнутый им остров Тасманию. Можно было бы намного увеличить этот перечень островов и архипелагов, открытие которых принималось поначалу за нахождение «Неведомой Южной земли». И конечно, с поисками ее было связано открытие Австралии. В XVII веке стали известны участки ее северного, западного и южного побережий. Она именовалась тогда Новой Голландией, действительные размеры ее оставались морякам и картографам неизвестными. А на картах еще долгое время наносилась «Неведомая Южная земля» — громадная, раз в двадцать пять больше реальной Австралии суша.

Обращаясь к описаниям плаваний вокруг света второй половины XVIII столетия, можно видеть, как на смену представлениям об этой легендарной земле приходили реальные представления о карте Тихого и других океанов, о соотношениях суши и моря в южном полушарии Земли. Но не только этим интересны записки первых научных экспедиций, совершавших кругосветные плавания. На страницах старинных книг возникают экзотические картины природы и жизни первобытных людей, увиденные на побережьях Таити, острова Пасхи и других неизвестных или смутно представлявшихся ранее европейцам земель. И, как водится в описании любого дальнего плавания давних времен, ко всему этому добавляется великое множество путевых происшествий.

Список книг, повествующих о кругосветных плаваниях этого времени, включает сравнительно много названий. Среди авторов путевых записок — капитаны, имена которых навсегда вошли в историю мореплавания, натуралисты, обогатившие своими наблюдениями естественные науки. Назовем только две книги, написанные моряками. По своему историческому значению они с основанием могут быть выделены среди других. 

«Кругосветное путешествие на фрегате «Будёз» и транспорте «Этуаль» в 1766, 1767, 1768 и 1769 годах» — эту книгу написал Луи Антуан де Бугенвиль. «Плавание на «Индевре» в 1768 — 1771 гг.» — эту книгу написал Джемс Кук.

Как показывают даты, по обычаю того времени указанные в самих названиях книг, происходили эти плавания в третьей четверти XVIII века. Бугенвиль отплыл почти на два года ранее Кука. Его плавание принято считать первым кругосветным путешествием, которое и по составу участников, и по программе работ может быть названо научной экспедицией в собственном смысле этого слова — экспедицией исследовательского характера.

О книге Бугенвиля и будет рассказано далее. Он совершил по сравнению с Куком меньше открытий, меньше сделал для создания правильной карты Тихого океана. Но книга его как литературное произведение имела не менее примечательную судьбу, нежели путевые записки Джемса Кука. Она привлекла внимание таких людей, как Жан-Жак Руссо, Гольбах, Дидро и других выдающихся просветителей XVIII века. Знаменитый философ Дени Дидро написал «Добавление к «Путешествию Бугенвиля»», которому суждена была столь же долгая жизнь в литературе, как и труду самого путешественника. Познакомимся с автором «Кругосветного путешествия на фрегате «Будёз» и транспорте «Этуаль».

С Бугенвилем на борт корабля, снаряженного в кругосветный вояж, на капитанский мостик фрегата «Будёз» поднимаются французское просвещение, наука. Ученик выдающегося французского энциклопедиста Д'Аламбера, молодой математик, создавший капитальный «Трактат об интегральном исчислении», позднее воин и дипломат и, наконец, знаток мореходного искусства и смелый моряк, Бугенвиль был личностью широко одаренной, незаурядной в очень разных сферах, с которыми связана его деятельность, долгая жизнь (он прожил около восьмидесяти двух лет). Биография Бугенвиля могла бы стать темой не менее благодарной для романиста, нежели биография Дрейка, хотя и совсем иной по своему содержанию.

Для характеристики этого своеобразного и вместе с тем очень характерного для эпохи французского просвещения разностороннего и жизнелюбивого человека предоставим слово лично знавшему его Дени Дидро.

«Добавление к «Путешествию» Бугенвиля», которое было написано им, начинается с диалога. В нем участвуют собеседники А и В; они занимаются обсуждением книги Бугенвиля, а попутно обмениваются мнениями о самом путешественнике. В размышлениях о «странностях» Бугенвиля сквозит добрая, дружеская ирония Дидро. Вот что говорят участники диалога:

«А. Я совершенно не понимаю этого человека. Молодые годы он отдал занятиям математикой, требующим, как известно, сидячего образа жизни, и вот внезапно он покидает эту созерцательную и уединенную жизнь, чтобы променять ее на полную труда и деятельности профессию скитающегося путешественника.

В. Это не совсем так. Если корабль — не что иное, как плавучий дом и если вы обратите внимание на то, что мореплаватель, странствующий по необъятным морям, остается заключенным и неподвижным в довольно тесном помещении, то он вам представится совершающим кругосветное путешествие на доске подобно тому, как мы с вами совершаем путешествие вокруг вселенной на вашем паркете.

A. Другая бросающаяся в глаза странность — это противоречие между характером Бугенвиля и его затеей. У Бугенвиля есть склонность к светским развлечениям, он любит женщин, зрелища, хороший стол. Он с такой же легкостью втягивается в вихрь светской жизни, с какой полагается на непостоянство водной стихии. Он любезен и весел: это настоящий француз плюс, с одной стороны, трактат по дифференциальному и интегральному исчислению, а с другой стороны, кругосветное путешествие.

B. Он поступает так, как все люди: он старается рассеяться после занятий и занимается после того, как вел рассеянный образ жизни»2.

Книга Бугенвиля о его кругосветном плавании стала одной из настольных для мореплавателей последующих десятилетий. Не приводя здесь изложенный в книге маршрут, и не излагая его описание, скажем о том, чем примечательны путевые записки Бугенвиля как произведение литературы морских путешествий, о своеобразии этого произведения, о характерных чертах описаний, которые содержатся в нем.

Вот как вводит сам путешественник читателя в эту книгу:

«Прежде чем начать повествование о совершенном мною плавании, я хочу предупредить, что этот рассказ не следует рассматривать лишь как развлекательный, так как он предназначается главным образом для моряков. Кроме того, эта длительная экспедиция, предпринятая в мирное время, не изобиловала эпизодами, представляющими интерес для светского общества. Мне очень хотелось бы так излагать свои мысли, чтобы хоть формой повествования немного смягчить сухость моих описаний. Однако, несмотря на то, что в ранней юности я занимался науками... должен признаться, что в настоящее время я очень далек от науки и литературы; на ход моих мыслей и на мой стиль слишком сильное влияние оказала та суровая кочевая жизнь, которую я веду уже двенадцать лет...»

«Кстати сказать, я никого не цитирую и ни с кем не спорю и еще меньше намерен выдвигать или оспаривать какие-либо гипотезы...»

«Я путешественник и моряк, то есть лгун и глупец в глазах той клики ленивых и надменных писателей, которые в тиши своих кабинетов бесконечно философствуют о мире и его обитателях и упорно пытаются подчинить природу своим вымыслам. Весьма странен и совершенно непонятен метод этих людей, которые, сами ничего не видев, пишут и догматизируют только лишь на основании наблюдений, заимствованных у тех самых путешественников, которым они отказывают в способностях видеть и мыслить»3.

Начало приведенного обращения к читателю не требует пояснений. Заметим лишь, что Бугенвиль не только здесь, но и во всех главах повествования проявляет заботу о стиле, о манере изложения записок. Привлекают внимание мысли, высказанные путешественником далее, о «ленивых и надменных» кабинетных описателях мира, о природе, которую они пытаются подчинить своим вымыслам. Возможно, что далеко не случайна та полемическая заостренность, с которой Бугенвиль заявляет, что путешественник и моряк в глазах этой «клики» писателей не что иное, как «лгун и глупец». Напрашивается предположение о том, что и сам Бугенвиль мог встретиться с такой пренебрежительной и высокомерной оценкой каких-либо сделанных им обобщений.

Как это видно из его книги, широких географических обобщений он сделал немного. В записках преобладают описания наблюдений, красочные зарисовки виденного и пережитого в плавании, сообщения о вновь открытых островах, бухтах, заливах. Только одно соображение могло оказаться неприемлемым для «кабинетных» космографов — одно, но по своей значимости кардинальное, «еретическое» для утвердившихся к тому времени представлений о суше и океанах. Бугенвиль высказался против того, чтобы на карты наносилась по умозрительным догадкам «Неведомая Южная земля».

В описании плавания между островами архипелага Туамоту, достигнутого экспедицией в марте 1768 г., находим такие строки: «Я согласен с тем, что большое количество низких островов и уходящих за горизонт почти затопленных земель заставляет предполагать, что где-то по соседству находится материк. Но география — это наука, основанная на фактах, и нельзя, сидя в кабинете, утверждать что-либо, ибо это чревато серьезными ошибками, которые мореплавателям впоследствии приходится исправлять подчас ценой собственного горького опыта»4.

Легко видеть, что эти мысли непосредственно связаны с размышлениями, высказанными во введении к книге. Приведем еще замечание Бугенвиля о том, что «южная часть земли Австралии св. Духа есть не что иное, как архипелаг Больших Циклад, который Кирос принял за материк и описал в романтическом духе»5.

Ныне подобные замечания и мысли о «Тегга australis incognita» воспринимаются как само собой разумеющиеся. Можно полагать, однако, что те «кабинетные» географы, с которыми, без указания их имен, полемизирует Бугенвиль, отнеслись к соображениям мореплавателя иначе.

Познакомимся ближе с характерными для Бугенвиля описаниями природы и обитателей виденных им островов. Самым красочным и наиболее подробным из этих описаний оказался рассказ путешественника об острове, который поразил его воображение и которому впоследствии посвящалось бесчисленное множество книг. Спутник Бугенвиля известный ботаник Коммерсон был настолько потрясен увиденным, что предложил называть этот остров «Утопией, или Страной счастливых, то есть так, как окрестил свою идеальную республику Томас Мор»6. С той поры писатели разных времен поэтически именовали его и «островом грез», и «островом любви», и «земным раем». Любопытно, что Бугенвиль, которому принадлежит первое в литературе путешествий описание этого острова — Таити — охарактеризовал его объективнее многих позднейших авторов. Но бесстрастным его описание не могло оказаться: ведь увиденный остров действительно был прекрасным.

Вот каким было первое впечатление о береге, к которому приблизились корабли Бугенвиля: «Возвышающийся амфитеатром берег представлял чарующее зрелище. Хотя горы здесь и очень высоки, однако нигде не видно голых скал; все покрыто лесами. Мы не верили своим глазам, когда увидели, что пик, возвышающийся среди гор в глубине южной части острова, до самой вершины покрыт деревьями... Издали его можно было принять за огромную пирамиду, которую рука искусного декоратора украсила гирляндами из зелени. Менее возвышенные участки острова перемежались лугами и рощами, а по всему побережью у подножия гор тянулась кромка ровной низменности, покрытой растительностью. Там, среди бананов, кокосовых пальм и других деревьев, отягощенных плодами, мы увидели жилища островитян...»7.

Эти первые впечатления обогащались позднее в экскурсиях путешественника по Таити: «Неоднократно вдвоем или втроем мы забирались в глубь острова. Казалось, что я попал в эдем. Мы проходили по зеленой равнине, покрытой фруктовыми деревьями и пересеченной речками, которые создают здесь восхитительную прохладу, и притом без каких-либо неприятных явлений, обычно сопутствующих чрезмерной влажности. Многочисленное население острова наслаждается щедрыми дарами природы. Мы видели группы мужчин и женщин, сидящих в тени фруктовых садов. Все дружески приветствовали нас; если мы встречали на дороге кого-либо из островитян, то последние сторонились, чтобы дать нам пройти. Повсюду царили гостеприимство, покой, радость, веселье — все признаки полного благополучия»8.

Не удивительно, что столь яркие впечатления нашли соответствующее отражение в книге. Таити покорил воображение Бугенвиля, так же как впоследствии неотразимо покорял людей, любящих красоту Земли. «...Вашему взору представляются изумительные пейзажи, где богатейшие произведения природы рассеяны в том художественном беспорядке, прелесть которого художнику никогда так не удастся передать кистью... очутившись здесь, вы можете подумать, что перенеслись на Елисейские поля»,— замечает мореплаватель в своем описании Таити9. Это было первое описание одного из самых примечательных островов Тихого океана, прелесть которого столетием позднее сумел передать на своих полотнах Гоген. «Елисейские поля» — обитель блаженства в греческой мифологии — вспомнились Бугенвилю, когда он подыскивал наглядное для читателей его книги сравнение этого острова с какой-либо известной хотя бы по мифам страной.

С красотой природы Таити гармонировал облик обитателей острова, населявших его первобытных людей. Галантный француз, Бугенвиль не скупился на комплименты очаровательным таитянкам. Уже в рассказе о первой встрече с островитянами, окружившими подплывавшие корабли кольцом пирог, находим замечания о том, что женщины, которых было много в лодках, «красотой не уступали большинству европейских женщин, а стройностью фигур могли бы даже с успехом поспорить с ними». Бугенвиль не забывает сообщить и о том, что молодая девушка, проникшая на фрегат, «была сложена божественно». Он замечает также: «...у таитянок довольно тонкие черты лица, но что особенно их отличает, так это красота форм их тела, не обезображенного ради моды». Доброжелательно отзывается путешественник о характере таитян, об их жизнерадостности, о склонности «к милой шутливости». Удивляясь их «легкомыслию», он замечает, что не может, однако, «обвинить их в отсутствии ума и сообразительности».

Уже в приведенных выше фрагментах говорилось о дружелюбном отношении островитян к Бугенвилю и его спутникам. Путешественник обращает внимание читателей на «странные обычаи» гостеприимства жителей Таити: «Они предлагают гостям молодых девушек». Этот распространенный у первобытных народов обычай показался Бугенвилю весьма характерным для таитян: «Богиня гостеприимства здесь — Венера, и ее культ не допускает никаких тайн: всякое наслаждение является народным праздником».

Так уже в первом общем описании Таити, познакомившим европейских читателей с этим удивительным островом, обозначились контуры романтических представлений о нем, которые позднее влекли к нему многих; к Таити — «эдему», «земному раю», к Таити — острову красоты и любви.

Но в этом же описании находим ряд наблюдений иного порядка. Бугенвиль замечает, что не все таитяне живут счастливо, пользуются свободой, не все они считаются равными между собой. «Различие в рангах, в общественном положении и жестокое неравенство очень глубоко укоренились на Таити». Примеры такого неравенства в питании, в одежде, во всем образе жизни привлекают внимание мореплавателя и приводятся на страницах его книги. Пожалуй, чрезмерно строго подошел к содержанию этих страниц в своей вводной статье к русскому переводу труда Бугенвиля один из наиболее крупных знатоков истории мореплавания — Е. Е. Шведе. Он отмечает, что характеристика условий внутреннего управления на острове Таити, которую дает Бугенвиль, может служить примером его примитивной оценки классового расслоения населения посещенных островов. Отмечается также, что, «не будучи знатоком социальных и исторических вопросов, Бугенвиль часто дает виденному им неверную оценку»10.

Вряд ли можно, однако, отыскать среди современников Бугенвиля ученых, уяснивших сущность первобытнообщинного строя и структуру раннеклассовых обществ. По сравнению с уровнем науки своего времени Бугенвиль и в своих описаниях различий среди таитян не заслуживает упрека в «примитивности» наблюдений, оценок, характеристик. Понятно, что его описания — краткие, беглые — далеко уступают, например, по своей обстоятельности и глубине классическим исследованиям Крашенинникова на Камчатке. Но и здесь следует учитывать фактор времени. Крашенинников пробыл на Камчатке около четырех лет, Бугенвиль на Таити — около двух недель.

Всего две главы (из восемнадцати) посвящаются в книге Бугенвиля Таити. Называются они так: «Пребывание на острове Таити. — Подробное изложение всего того хорошего и плохого, что там с нами произошло» и «Описание нового острова, нравов, обычаев его жителей». Всего две главы, но они с основанием могут быть выделены как наиболее яркие в книге. Независимо от желания мореплавателя эти главы могут служить и достаточно характерным примером того, насколько безотрадными для островитян были последствия их первых контактов с европейскими колонизаторами даже в тех случаях, когда руководство экспедициями принадлежало таким в общем-то доброжелательным к местному населению людям, как Бугенвиль.

Несколько островитян были убиты. Бугенвилю так и не удалось выяснить, кем из его экипажа и по какому поводу. «Вы наши друзья и вы нас убиваете», — приводятся в книге слова потрясенных таитян. Побывавшая на Таити несколькими месяцами ранее Бугенвиля английская экспедиция Уоллиса завезла на остров венерические болезни. Предположение об этом также находим в книге. А в «Путешествии на «Индевре»» Кука найдем упоминание о том, что эти заболевания распространились на острове после посещения его моряками двух кораблей11. Это были корабли Бугенвиля.

И еще одна краткая выдержка из рассказа о пребывании на Таити. «Я зарыл близ сарая вырезанный на дубовой доске акт о принятии во владение острова и плотно закупоренную и засмоленную бутылку со списком офицеров обоих кораблей. Так я поступал постоянно на всех открытых нами в течение этого плавания землях»12.

Можно было бы назвать кроме описания Таити и другие с интересом читающиеся и поныне описания островов, путевых эпизодов, открытий в книге о кругосветном плавании на кораблях «Будёз» и «Этуаль». Эта книга недаром привлекла сразу после выхода в свет внимание не только моряков и космографов, но и видных деятелей французского просвещения: энциклопедистов, философов. Обратимся вновь к диалогу двух собеседников А и В в «Добавлении к «Путешествию» Бугенвиля», написанному Дени Дидро:

«А. Что вы думаете о его «Путешествии»?

В. Насколько я могу судить о нем на основании довольно поверхностного чтения, положительные результаты его можно свести к трем главным пунктам: благодаря ему мы теперь будем лучше знать наше старое жилище и — его обитатели — будем чувствовать себя безопаснее на тех морях, которые Бугенвиль объехал с лотом в руках, и наши географические карты будут составлены лучше. Бугенвиль отправился в свое путешествие, обладая необходимыми для этой цели знаниями и качествами, философским складом ума, мужеством, правдивостью, взглядом, быстро улавливающим положение вещей и сокращающим время наблюдений, осторожностью, терпением, желанием наблюдать и учиться, знанием математики, механики, геометрии, астрономии и достаточными сведениями в естественной истории.

A. А что вы скажете о его стиле?

B. Он лишен вычурности. Естествен, прост и ясен, особенно для человека, владеющего языком моряков...

A. В «Путешествии» Бугенвиля есть любопытные места?

B. Много...

A. Как объясняет он присутствие известных животных на островах, отделенных от всякого материка огромными пространствами моря?..

B. Он ничего не объясняет; он только констатирует факты»13.

Это последнее замечание в равной мере можно было бы отнести и к описаниям плаваний Кука, и ко многим другим классическим произведениям литературы путешествий XVIII века. Надо было обладать научной проницательностью Дидро для того, чтобы так отчетливо определить эту свойственную описательной географии того времени отличительную черту. Дидро сформулировал ее афористически кратко и исчерпывающе точно, по-существу: «ничего не объясняет... только констатирует факты». Но констатировать факты путешественнику тоже непросто. Эти факты, самые разнообразные — от природных явлений, неведомых птиц и кустарников до незнакомых обычаев обитателей дальних земель — надо суметь увидеть, внимательно приглядеться к ним, выделить наиболее интересное, важное и рассказать обо всем этом правдиво и ясно. Такова описательная география XVIII столетия в ее лучших классических образцах, к которым, бесспорно, относится книга о кругосветном плавании на фрегате «Будёз» и транспорте «Этуаль».

Для Дидро эта книга послужила поводом для создания блестящего публицистического произведения, критикующего порядки, мораль и религию феодальной Франции. В «Добавлении к «Путешествию Бугенвиля»» Дидро сравнивал эти порядки и обычаи современного ему светского общества с общественным устройством и обычаями таитян, которые были им основательно идеализированы для контраста. Сравнение оказывалось явно в пользу идеализированного Таити.

В этом же «Добавлении...» обличались жестокость колонизаторов. Негодующие слова осуждения захвату земель «по праву открытия» их европейскими мореплавателями Дидро вложил в уста старика таитянина. Любопытно, что в описании Бугенвиля найдем прототип этого старика. Однажды участников экспедиции пригласил в гости местный вождь. В его доме путешественники увидели глубокого старца. Им сказали, что это отец вождя.

Бугенвиль вспоминает: «Почтенный старец не обратил внимания на наше появление и удалился, не отвечая на приветствия... Весь его озабоченный вид говорил о том, что он боится, как бы их счастливая жизнь, протекавшая до сих пор в безмятежном покое, не была нарушена появлением пришельцев...»14.

Вот этому старику таитянину и принадлежит в «Добавлении» Дидро прощальная речь, сказанная накануне отъезда экспедиции Бугенвиля. Приведем из нее лишь слова о документе, зарытом в земле Таити: «Мы свободны, а ты взял и закопал в нашу землю документ о нашем будущем рабстве. Ты не бог, не демон; какое же право имеешь ты делать рабов?.. Эта страна принадлежит тебе! Но почему? Потому, что ты высадился на ее берег? Что бы ты подумал, если бы какой-нибудь таитянин высадился вдруг на ваших берегах и начертал на одном из ваших камней или на коре одного из ваших деревьев: «Эта страна принадлежит жителям Таити?» Ты сильнее! Но что же это доказывает...»15.

Легко видеть, что аргументация, которую от имени старика таитянина развивает Дидро, в общем аналогична аргументации Свифта в «Путешествиях Гулливера», что сходные мысли высказывал в своем путевом дневнике Лаперуз.

Время вносит свои поправки, подчас кардинальные, в представления о заслугах открывателей, об их делах. Для французских придворных кругов самой важной заслугой Бугенвиля казались зарытые им в разных землях дубовые доски и просмоленные бутылки — «документы»  на владение этими  землями. Ныне эти «заявки» вовсе не украшают свершения знаменитого мореплавателя, так же как португальских моряков XV столетия не красят расставленные ими на африканском побережье падраны. Но, обращаясь к труду Бугенвиля, историк и ныне заботливо перечислит впервые нанесенные на карту и впервые описанные им острова как его подлинную большую заслугу: острова в группе Туамоту, в архипелагах Самоа, Новые Гебриды, Луизиады, в группе Соломоновых островов и в других местах Великого океана. Не забудет историк и другой географической заслуги французского мореплавателя — о том, что он выступил против умозрительных представлений о «Неведомой Южной земле», положил начало «закрытию» самого большого континента Земли, придуманного еще в античное время.

Окончательно «закрыл» этот громадный континент в тропической части Тихого океана Джемс Кук.

 

 

Документы плаваний Кука — его путевые записки — драгоценны для истории географического познания Земли. Они занимают видное место и в истории литературы о морских путешествиях. Для читателя, который захочет познакомиться с ними, скажем, что три тома путевых записок Кука — повествования о трех его кругосветных плаваниях — переизданы в нашей стране в 1960 — 1971 годах. Обстоятельно прокомментированные, снабженные интересными статьями историка открытия и исследований Австралии и Океании Я. М. Света, эти книги продолжают долгую жизнь дневников, которые некогда изо дня в день вел Джемс Кук.

А пока закончим этот очерк строками, которыми завершает Бугенвиль свою книгу:

«16 марта 1769 г. после полудня я вошел в Сен-Мало, потеряв лишь 7 человек за два года и четыре месяца, прошедших с момента выхода из Нанта.

 

«Puppibus et leati nautae imposuere coronas»

«И, веселясь, моряки венки возложили на кормы».

Вергилий. Энеида, кн. 4.

Конец путешествию вокруг света»16.

  • 1. Джемс Кук. Плавание на «Индевре» в 1768 — 1771 гг. М., 1960, стр. 13.
  • 2. Д. Дидро. Избранные атеистические произведения. М., 1956, стр. 177 — 178.
  • 3. Л. А. Бугенвиль. Кругосветное путешествие... М., 1961, стр. 31 — 32.
  • 4. Л. А. Бугенвиль. Кругосветное путешествие... М., 1961, стр. 153.
  • 5. Л. А. Бугенвиль. Кругосветное путешествие... М., 1961, стр. 205.
  • 6. Я. М. Свет. История открытия и исследования Австралии и Океании. М., 1966, стр. 156.
  • 7. Л. А. Бугенвиль. Кругосветное путешествие... М., 1961, стр. 157.
  • 8. Л. А. Бугенвиль. Кругосветное путешествие... М., 1961, стр. 164.
  • 9. Л. А. Бугенвиль. Кругосветное путешествие... М., 1961, стр. 173.
  • 10. Е. Е. Шведе. Луи Антуан де Бугенвиль и его кругосветное плавание. — В книге Л. А. Бугенвиль. Кругосветное путешествие... М., 1961, стр. 20.
  • 11. См. Джемс Кук. Плавание   на   «Индевре» в 1768 — 1771 гг. М., 1960, стр.136.
  • 12. Л. А. Бугенвиль. Кругосветное путешествие... М., 1961, стр. 169.
  • 13. Д. Дидро. Избранные атеистические произведения. М., 1956, стр. 178 — 179.
  • 14. Л. А. Бугенвиль. Кругосветное путешествие... М., 1961, стр. 160.
  • 15. Д. Дидро. Избранные атеистические произведения. М., 1956, стр. 184.
  • 16. О путешествии Бугенвиля написана интересная книга: В. Евреинов и Н. Пронин. За убегающим горизонтом. М., 1964.

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
CAPTCHA
Этот вопрос задается для того, чтобы выяснить, являетесь ли Вы человеком или представляете из себя автоматическую спам-рассылку.