В имении графа А. В. Олсуфьева, который сам интересовался метеорологией, готовилась к наблюдению затмения комиссия Русского физико-химического общества. Руководил комиссией петербургский товарищ Менделеева — Николай Григорьевич Егоров. С ним были Е. А. Роговский и другие физики.

Менделеев приехал в Никольское, весь с головы до ног забрызганный дорожной грязью.

Вышел Егоров, и Дмитрий Иванович удалился с ним в комнату для полуторачасового разговора. Подошли другие члены комиссии. Совместно выяснили все незнакомые моменты будущего полета и наблюдения солнечной короны во время затмения.

Обдумали, в какие моменты и как лучше с земли фотографировать корону и фазы затмения.

— Жаль вот, — заметил Менделеев, — что у меня нет высотомера!..

Олсуфьев немедленно принес ему карманный анероид, чему Дмитрий Иванович весьма обрадовался:

— Очень пригодится в полете!..

Вскоре он попрощался с друзьями-учеными. Уходя, полувсерьез, полушутя сказал:

— Лететь не боюсь... Только вот боюсь, что при спуске мужики примут за черта и отделают чем попадя...

Шутка была грустной: и в самом деле, население большинства губерний и уездов царской России было забитым, темным, неграмотным. В час затмения и после него можно ожидать всего — в такие моменты суеверия особенно владеют неграмотными людьми...

Из   Никольского   Менделеев   поспешил   в   Боблово.

Спустившись с Аладьинской горы, завязли в глубоком овраге перед деревушкой Маслихой. Вместе с ямщиком Дмитрий Иванович, топая по грязи, с трудом вытащил тарантас из оврага. К вечеру, усталый, весь в грязи, приехал в свою усадьбу и заснул как убитый...

Наутро опять помчался в Клин. Но едва подъехал к Спасской горе по пути в город, как увидел ехавшего навстречу Константина Дмитриевича Краевича.

Друзья обнялись и расцеловались.

— Поворачивай, Дмитрий Иванович! — заявил Краевич.— Видел я в Клину Кованько. Человек умный и деятельный. Уже начали собирать аэростат. Лучше тебе возвратиться и не мешать. У Кованько — опыт и знания. Он там устроит все, как следует. Не будем ему мешать!..

На следующее утро, в четверг, проснулись и услышали во дворе звон колокольчика. Оказалось, что приехал еще один петербургский товарищ — молодой художник Илья Ефимович Репин. Не мог он пропустить такого события и намеревался запечатлеть на бумаге обстановку полета.

Репина отправили завтракать, а хозяин дома и Краевич собрались в Клин. Менделеев отдал распоряжения по усадьбе, уложил приборы. Наступил самый неприятный для Дмитрия Ивановича момент — прощание с женой и детьми.

В пути, когда ехали на тройке в город, состоялся серьезный мужской разговор с Краевичем — на случай если...

Все может произойти в полете...

После полудня приехали в город и заметили: у присутственных мест оживление, народу на улицах Клина заметно прибавилось. Сейчас же им указали дорогу к месту, где находился аэростат.

Кованько распоряжался устройством шара. Для подъема выбрали место прямо рядом с Николаевской железной дорогой, в полуверсте от Клинского вокзала, между городом и деревней Маланьино. Здесь находился небольшой пруд — большое удобство, поскольку для извлечения водорода требовалась вода.

Решив не мешать Кованько, Менделеев поехал в город, чтобы найти карту окрестностей Клина. Она имелась только у полицейского исправника, который не мог передать ее в другие руки. Тогда карту пришлось копировать самому. В четвертом часу Дмитрий Иванович вернулся к пруду и увидел, что Кованько приступил к заполнению аэростата.

Оболочка воздушного шара, по боку которого красовалась горделивая надпись славянскими буквами «Русский», медленно наполнялась газом, слегка шевелясь и поворачиваясь, притянутая к земле канатами и металлическим якорем.

Это был военный аппарат, который обслуживала специальная команда солдат с Кованько во главе. Предназначался он для заполнения светильным газом. Но сейчас аэростат «Русский» решили наполнить водородом, чтобы подъемная сила была больше и позволила наблюдателям подняться на высоту до четырех верст.

А воздушный шар Русского технического общества, который должен был подняться в Твери с аэронавтами Леонидом Николаевичем Зверинцевым и Степаном Карловичем Джевецким на борту, наполнялся светильным газом.

Тверской шар вмещал тысячу кубометров газа, аэростат же Кованько в Клину был меньше по размерам — до семиста кубометров.

Теперь полет на «Русском», наполненном водородом, был несравненно опаснее, чем на тверском шаре, но научные результаты должен был дать гораздо лучшие...

Когда стемнело, Кованько поставил, надежный караул, чтобы защитить шар от любопытных, и дал последние распоряжения на ночь солдатам. Главной задачей было — не допустить курения и другого огня: шар, наполненный водородом, мог взорваться и сжечь все вокруг. Место будущего подъема огородили жердями.

Аэронавты и их спутники провели ночь у градоправителя Воронова. После ужина легли спать, но Менделееву и Кованько не спалось. Они готовили к полету карты, сверяли время и часто выглядывали на улицу: все небо покрывали тяжелые облака...

 

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
CAPTCHA
Этот вопрос задается для того, чтобы выяснить, являетесь ли Вы человеком или представляете из себя автоматическую спам-рассылку.