Вы здесь

Искусство речи А. Ф. Кóни. Автор к.и.н. Н. П. Ерошкин.

 

Портрет А.Ф. Кони. 1898. Илья Репин.Холст, масло.

 

 

В просторном зале бывшего барского особняка собралось человек сорок. Плохо одетые рабфаковцы, фабричные девушки в платочках, интеллигентные дамы, с виду учительницы, какой-то старичок в золотом пенсне, забредший на огонек любознательный матрос. В помещении холодно, и все собравшиеся зябко ежатся в своих пальто. Ожидают лектора, почетного академика и профессора Анатолия Федоровича Кони. Согласно объявлению, расклеенному на тумбах ближайших улиц, он будет читать сегодня о великом русском писателе Иване Сергеевиче Тургеневе...

Тяжело передвигая с помощью костылей больные ноги, в зал вошел невысокий старичок и тихим простуженным голосом поздоровался с собравшимися. Тех, кто раньше не встречал А. Ф. Кони, внешний облик и манеры лектора несколько разочаровывали. В нем не было той профессиональной игривости, которую усвоили некоторые университетские профессора, тоже читавшие в эти годы по клубам и Домам культуры лекции и доклады «для народа» и взявшие за обыкновение в начале лекции «для контакта» с аудиторией бросить ей какую-нибудь немудрящую шутку. Усевшись за большой стол на сцене, Кони спокойно начал свою лекцию. И полилась плавная, образная, высокохудожественная речь, повествование о старых, давно прошедших временах, о людях, которых уже давно нет в живых, об их делах, которые остались и живут.

Несколько рассеянная сначала аудитория преобразилась. Жадные до знаний рабфаковцы что-то быстро записывали. Фабричные девчата глотали слезы, бесхитростно переживая драму немого крепостного Герасима, шумно возмущались жестокостью культурного барина Пеночкина, а любовь Лизы Калитиной к Лаврецкому как-то особенно их волновала. На лицах интеллигентных дам и старичка застыло восторженное выражение: они упивались прекрасной формой изложения. Матрос попытался даже вслух выразить свое восхищение,   но конфузливо умолк под строгими взглядами. Совершалось то, к чему и стремился лектор, — аудитория думала и чувствовала вместе с ним, захваченная великой и волшебной силой слова.

Видный царский судебный и общественный деятель, сенатор, член Государственного совета, признанный судебный оратор, тонкий ценитель искусств и литературы, плодовитый публицист и доктор уголовного права, профессор и член Академии наук, либеральный бюрократ Анатолий Федорович Кони с первых же дней Великой Октябрьской социалистической революции перешел на сторону народа, отбросив все предрассудки бюрократической среды. В дни, когда его коллеги по службе лихорадочно упаковывали чемоданы, распродавали все громоздкое и «лишнее», чтобы налегке покинуть беспокойную и ставшую неуютной отчизну, Кони обратился к А. В. Луначарскому: «Ваши цели колоссальны, — говорил он наркому просвещения, — ваши идеи кажутся настолько широкими, что мне, большому оппортунисту, который всегда соразмерял шаги соответственно духу медлительной эпохи, в которой я жил, все это кажется гигантским, рискованным, головокружительным. Но если власть будет прочной, если она будет полна понимания к народным нуждам... что же, я верил и верю в Россию, я верил и верю в гиганта, который был отравлен, опоен, обобран и спал. Я всегда предвидел, что когда народ возьмет власть в свои руки, это будет в совсем неожиданных формах... Когда увидите ваших коллег, передайте им мои лучшие пожелания»1.

Вступивший в восьмое десятилетие жизни А. Ф. Кони читает лекции по уголовному праву в Петроградском университете, об ораторском искусстве — в Институте живого слова и в Институте кооператоров. Его лекции на самые разные темы звучали в Домах ученых, литераторов, в Музее города, в клиническом институте, в клубах, больницах, школах... Студенты, курсанты, врачи, народные судьи, учителя, артисты, рабочие, красногвардейцы, школьники слушали лекции об А. С. Пушкине, Н. А. Некрасове, И. А. Гончарове, Ф. М. Достоевском. Л. Н. Толстом, о знаменитой актрисе Александринского театра М. Г. Савиной, хирурге Н. И. Пирогове, о детской психологии, врачебной этике, об артистическом искусстве и многом другом. К одному из писем своему коллеге известному ученому М. Н. Гернету в октябре 1926 года Кони приложил список курсовых и публичных лекций, которые oн читал с 1918 года по июнь 1926 года в 68 местах только в одном Ленинграде, а ведь он не раз выезжал с публичными лекциями и в Москву. Всего же по подсчетам друзей А. Ф. Кони прочитал в эти годы до тысячи лекций, т. е. по 110—120 лекций в год и, следовательно, по лекции каждые 3—4 дня.

В письме к ярославскому профессору уголовного права Н. Н. Полянскому в сентябре 1919 года Кони горячо одобрял работу своего коллеги, считая, что просветительская деятельность составляет «горчичное зерно» возрождения России, и признавался, что сам отдается этой деятельности «всемерно»: «Читаю в Институте живого слова (очень интересное и своеобразное учреждение) курс «прикладной этики» и курс «истории и теории искусства речи» (6 лекций в неделю); в Университете — «уголовное судопроизводство» (4 лекции в неделю), или, по новой терминологии «судебную деятельность государства»; в «Железнодорожном университете» (есть и такой) — 2 лекции «этики общежития»; кроме того, читаю серию лекций... в Музее города и выступаю иногда публично с благотворительными целями. Так, еще вчера читал я, в пользу бедствующих писателей, о Достоевском. Наконец, в Институте живого слова по воскресным дням я устраиваю практические занятия в ораторских упражнениях по судебными и политическим вопросам, причем обнаруживаются недюжинные молодые таланты. Меня эти занятия очень увлекают, а отношение ко мне молодежи очень трогает»2. В письме к К. И. Чуковскому в конце 1921 года он писал, что лекции составляют «единственное утешение» его жизни и что чтение их и общение со слушателями ободряют его, дают силы для работы. Кони считал, что отказ от лекций нанесет ему «неизлечимый нравственный удар» 3.

Часто А. Ф. Кони приходилось читать лекции и доклады в самых отдаленных районах Петрограда, куда добираться старому и больному ученому было очень трудно. Студенты университета добились того, что Наркомпрос выделил ему в 1920 году «лошадь с экипажем» из бывшего Конюшенного ведомства. Однако через несколько месяцев всех лошадей этого ведомства из-за трудности содержания в Петрограде перевели в Москву, и Кони лишился этого средства передвижения. «Подумайте, — шутил неунывающий Анатолий Федорович, — лошади в Москве, а Кони в Петрограде»4. Он добирался до места выступления единственным массовым видом транспорта того времени в переполненных дребезжавших и холодных трамваях, а порой и пешком, отдыхая на чугунных тумбах бесконечно длинных петроградских проспектов.

Вместе со всеми Кони переживал бытовые тяжести и голод первых лет Советской власти. В день его рождения 28 января 1921 года большая делегация слушателей преподнесла ему каравай белого хлеба. Растроганный А. Ф. Кони заявил с дрожью в голосе, что считает этот хлеб одной из лучших наград, какие он когда-либо получал в жизни.

А. Ф. Кони бескорыстно служил делу просвещения народа. Большинство лекций читал бесплатно, и лишь за некоторые (в университете, Институте живого слова) он получал ничтожно малую «заработную плату». В удостоверении, выданном А. Ф. Кони Институтом живого слова, значилось: «Дано сие гр. Кони Анатолию Федоровичу, в том что он состоит преподавателем в Институте живого слова и получает заработной платы два рубля в месяц»5. С 1 января 1926 года он стал получать за те же 8 лекционных часов в месяц 13 рублей.

В свободное от лекций время А. Ф. Кони много писал. Он подготавливает к изданию III и IV тома своих воспоминаний «На жизненном пути» и пишет обширное предисловие к сборнику переписки Тургенева с Савиной, печатает статьи в журналах «Вестник литературы», «Голос минувшего», «Право и жизнь», «Дела и дни» и др. Но главной для него оставалась все-таки лекционная работа. Ею он гордился и ей оставался верным до конца своих дней, стараясь по мере сил «быть полезным обществу, ищущему знаний».

В 1924 году на вечере в Доме ученых по случаю 80-летия А. Ф. Кони юбиляр говорил о роли молодежи в строительстве нового общественного строя: «В постройке этого здания должны участвовать молодые поколения и вкладывать в свой труд не только знания, но и связанные с ними нравственные начала. Представители этих поколений должны послужить прочными кирпичами в этой постройке, и я счастлив, что на склоне лет, в виду уже недалекой могилы судьба послала мне трудовое общение с ними»6. Воспитанию этих новых «нравственных начал» А. Ф. Кони придавал большое значение. Уже в последние минуты жизни, 17 сентября 1927 года, он воскликнул, как бы обращаясь к незримой аудитории: «Воспитание... воспитание... это главное. Нужно перевоспитать... Человек вылощенный не то же самое, что человек воспитанныый...»7. За год до этого он высказал желание «умереть с оружием в руках, или вернее на устах»8. Старый судебный деятель умер на посту просвещения народа, приступившего к строительству нового социалистического общества.

Лекторское мастерство А. Ф. Кони выросло на почве русского судебного красноречия, ведущего свое начало с 60-х годов XIX века, когда по судебной реформе 1864 года в России были установлены новые буржуазные принципы судопроизводства и судоустройства. В частности, слушание дел стало гласным, в процесс были введены прокурор, адвокаты, присяжные заседатели. Таким образом, суд стал местом публичных заседаний, полем словесных сражений чинов прокуратуры и защитников-адвокатов. И те и другие стремились убедить в правильности своей точки зрения не только членов суда, но нередко и заседателей, специально назначенных представителей от населения, которые и должны были определять виновность или невиновность.

В эти годы появились первые блестящие судебные ораторы: В. Д. Спасович, К. К. Арсеньев, а затем К. Ф. Халтулари в Петербурге, Ф. Н. Плевако и А. И. Урусов — в Москве; в 70-х годах — П. А. Александров, В. И. Жуковский, С. А. Андреевский, А. Я. Пасовер, в 80-х годах — Н. П. Карабчевский. Один за другим следовали громкие судебные процессы, широко освещаемые в печати и имевшие огромный общественный резонанс. Судебные процессы создавали знаменитостей. Некоторые процессы, в которых участвовали звезды судебного красноречия, А. Ф. Кони настоятельно рекомендовал изучать каждому, кто хотел бы овладеть искусством живого слова. «...В стремлении к тому, что кажется правым, — подчеркивал Кони, — глубочайшая мысль должна сливаться с простейшим словом... надо говорить все, что нужно, и только что нужно, и научиться, что лучше ничего не сказать, чем сказать ничего» 9.

С 1866 года А. Ф. Кони служит помощником секретаря Петербургской судебной палаты; затем — на прокурорских должностях окружных судов в Сумах, Харькове и Казани; с 1871 года — в столичном окружном суде и преподает теорию и практику уголовного судопроизводства в училище правоведения. С января 1878 года А. Ф. Кони — председатель Петербургского окружного суда. Уже в эти годы Кони зарекомендовал себя как объективный и гуманный обвинитель, не допускавший унижения достоинства личности подсудимого. В условиях классового суда самодержавной России простая общечеловеческая справедливость прокурора-обвинителя в суде была делом нелегким и даже опасным. В отношении каждого попавшего на скамью подсудимых прокурор проявлял чаще всего одно желание — засудить. «В подсудимом такой обвинитель видит, — писал впоследствии современник Кони, известный либеральный публицист и юрист К. К. Арсеньев, — личного врага, в защитнике — беспокойного, опасного человека, в судьях — недостаточно усердных союзников, в присяжных — жалких профанов, которых необходимо взять на буксир, подчинить своей власти, лишить способности противоречия и противодействия». Свидетели и эксперты для такого прокурора, смотря по обстоятельствам, или «добрые друзья, которых нужно поддержать во что бы ни стало», или же «зловредные, темные силы, подлежащие рассеянию и разгрому»10.

Такую нелестную характеристику царским прокурорам К. К. Арсеньев давал в статье-рецензии, посвященной выходу тома «Судебных речей» А. Ф. Кони. Широко распространенному типу прокурора он противопоставлял прокурора Кони. «Он, — писал Арсеньев, — никогда не говорит только для публики, никогда не забывает о деле, к разъяснению которого он призван, никогда не упускает из виду, что от его слов зависит, в большей или меньшей степени, судьба человека. Он не нарушает, без надобности, уважения к чужой личности, щадит, по возможности, даже своих противников, ни в чем существенном, однако, не уступая и не отступая»11.

В своих выступлениях Кони всегда подчеркивал значение нравственных начал в судебной деятельности. Он считал, что приемы судебного красноречия следует подвергнуть «критическому пересмотру с точки зрения нравственной дозволительности их», считая мерилом этой дозволительности соображение о том, что «цель не может оправдывать средства и что высокие цели правосудного ограничения общества... должны быть достигаемы только нравственными способами и приемами»12. Молодым ораторам Кони рекомендовал выполнять три условия: «Нужно знать предмет, о котором говоришь, в точности и подробности, выяснив себе вполне его положительные и отрицательные свойства; нужно знать свой родной язык и уметь пользоваться его гибкостью, богатством и своеобразными оборотами, причем, конечно, к этому знанию относится и знакомство с сокровищами родной литературы... Наконец… нужно не лгать... искренность по отношению к чувству и к делаемому выводу или утверждаемому положению должна составлять необходимую принадлежность хорошей, т. е. претендующей на влияние, речи»13.

Судебные речи   А. Ф. Кони свидетельствуют о том, что он всегда выступал с глубоким знанием деталей дела. Кони уважал Ф. Н. Плевако, восхищался его ораторскими данными, но осуждал за то, что иногда он недостаточно внимательно изучал, а иногда и вовсе не изучал подробностей дел, по которым выступал как защитник14. Оценивая выступления в суде А. И. Урусова, Кони отмечал, как тот на основе глубокого изучения дела, четкой систематизации всех улик и доказательств при слушании, «переходит в своем анализе и опровержениях постепенно от периферии к центру обвинения... накладывает на свое полотно сначала фон, потом легкие контуры и затем постепенно усиливает краски»15.

Для Кони-оратора были чужды погоня за внешними эффектами, громкими фразами, игра на чувствительности слушателей. В его речах отсутствовали пафос, напускная горячность. Он предпочитал стиль рассказчика, воздействуя на слушателей живой, образной, строго логичной речью, в которой раскрывалась картина преступления, обнажались мотивы действий главных участников дела. Одним из ярких примеров такого выступления была его речь по делу «Об утоплении крестьянки Емельяновой ее мужем», разбиравшемуся в Петербургском окружном суде в декабре 1872 года. Защитник В. Д. Спасович иронически назвал обвинительную речь Кони «обстоятельным и подробным романом», в котором «изображены все мысли и чувства подсудимого».

Действительно, высокохудожественная речь Кони была основана на глубоком анализе только подлинных фактов. Прокурор ярко показывал развращающее влияние на Егора Емельянова окружающей среды, выработавшей в нем циничное отношение к жизни и людям, дал четкие характеристики его самого, его жены Лукерьи и любовницы Аграфены Суриной. Проанализировав взаимоотношения внутри этого трагического треугольника, Кони вскрыл подлинные мотивы преступления. И присяжные полностью согласились с обвинителем, признав Егора Емельянова виновным в преднамеренном убийстве. Такая беллетризация обвинителем следственного материала помогла участникам процесса правильно оценить действия подсудимых и оказала сильное воздействие на слушателей.

А вот как воздействовал на присяжных заседателей Кони в другом процессе. Рассматривалось дело отца и сына Янсенов, обвиненных во ввозе в Россию фальшивых денег, и модистки, обвиняемой в их распространении. Зная равнодушие присяжных заседателей к делам, не нарушающим ничьих личных материальных интересов, Кони в конце речи сравнил фальшивые ассигнации с клубком змей: «Бросил его кто-либо в одном месте, а поползли змейки повсюду. Одна заползет в карман вернувшегося с базара крестьянина и вытащит оттуда последние трудовые копейки, другая отнимет 50 руб. из суммы, назначенной на покупку рекрутской квитанции, и заставит пойти обиженного неизвестною, но преступною рукою парня в солдаты, третья вырвет 10 руб. из последних 13 руб., полученных молодою и красивою швеею-иностранкою, выгнанною на улицы чуждого и полного соблазна города, и т. д., и т. д. — ужели мы должны проследить путь каждой такой змейки и иначе не можем обвинить тех, кто их распустил?»16.

Воздействие этой речи было настолько велико, что несмотря на энергичную защиту адвокатского трио во главе с В. Д. Спасовичем присяжные заседатели признали подсудимых виновными.

А. Ф. Кони в своих речах блестяще умел несколькими штрихами охарактеризовать людей, подчеркнуть особенности их характера и поведения, что, в свою очередь, помогало суду установить их действительную роль в деле. Так, убитый ревнивцем на своей петербургской квартире почетный мировой судья коллежский асессор Чихачев, был, по определению Кони, «один из тех людей, которые по слабости воли умеют желать и ничего не умеют хотеть».

Кони был объективен в своих суждениях, не стремился по примеру дореволюционных прокуроров всячески обелять пострадавшую сторону для того, чтобы преступник выглядел более зловещим. И обвиняемый, и пострадавший оценивались по заслугам. Обличались не только личности, но и условия, породившие преступление. Вот как выступал Кони по делу о подлоге завещания капитана гвардии Седкова. «Оно, — говорил по поводу этого дела Кони, — плод жизни большого города с громадным и разнообразным населением, оно — создание Петербурга, где выработался известный разряд людей, которые, обличаясь приличными манерами и внешней порядочностью, всегда заключают в своей среде господ постоянно готовых даже на неблаговидную, но легкую и неутомительную наживу. К этому слою принадлежат не только подсудимые, но принадлежал и покойный Седков — этот опытный и заслуженный ростовщик... Все они не голодные и холодные, в обыденном смысле слова люди, все они не лишены средств и способов честным трудом защищаться от скамьи подсудимых. Один из них — известный петербургский нотариус, с конторою на одном из самых бойких, в отношении сделок, мест города, кончивший курс в Военно-юридической академии. Другой — юрист по образованию и по деятельности, ибо служил по судебному ведомству. Третий — молодой петербургский чиновник. Четвертый — офицер, принадлежавший к почтенному и достаточному семейству. И всех их свела на скамье подсудимых корысть к чужим, незаработанным деньгам»17. Оценка конкретных личностей переросла здесь в социальную характеристику чиновничье-дворянского сословия пореформенного Петербурга.

А. Ф. Кони не допускал развязного тона в судебных речах, охотно соглашался с предложениями защиты, направленными к разъяснению дела. «Состязаться с А. Ф. Кони значило иметь возможность сосредоточиться исключительно на главных пунктах дела, отбросив в сторону все мелкое и неважное, все наносные элементы, так часто затрудняющие расследование и раскрытие истины»18.

А. Ф. Кони был мастером и другого вида судебного красноречия — руководящих напутствий заседателям, с которым обычно обращался председатель окружного суда после состязания сторон.

Об одном таком напутствии следует упомянуть особо. В начале 1878 года А. Ф. Кони был назначен председателем Петербургского окружного суда. В день его вступления в должность (24 января) народница В. И. Засулич тяжело ранила выстрелом из револьвера петербургского градоначальника генерала Ф. Ф. Трепова, отличавшегося деспотизмом и жестокостью. Рассмотрение дела В. Засулич происходило в Петербургском окружном суде. Незадолго до слушания Кони был принят самим Александром II, а на следующий день министр юстиции граф К. И. Пален потребовал от Кони как председателя суда обвинительного приговора, добавив, что по этому делу «правительство вправе потребовать» от него «особых услуг». Кони наотрез отказался гарантировать обвинение В. И. Засулич.

Процесс имел огромный общественный резонанс. После бесцветной речи товарища прокурора К. И. Кесселя выступил тогда еще безвестный адвокат П. А. Александров. Блестящая оправдательная речь Александрова превратилась в обвинение Трепова. Председательское резюме А. Ф. Кони было образцовым по своему беспристрастию. Он высказал вполне объективно доводы и обвинения и защиты, не оказывая предпочтения ни одной из сторон, что еще более усилило обвинения Трепова и помогло тем самым оправданию Засулич.

Этот политический процесс отразился на служебном положении А. Ф. Кони. Власти были взбешены его поведением на процессе, считали его главным виновником того, что присяжные заседатели вынесли оправдательный вердикт.

Несменяемость судей позволила А. Ф. Кони оставаться на посту председателя столичного окружного суда еще несколько лет, несмотря на намеки о необходимости подать в отставку, неприязнь верхов бюрократии и самого царя, травлю реакционной печати во главе с М. Катковым.

Именно в эти годы А. Ф. Кони выработал окончательный стиль своих председательских напутствий, характерной чертой которого был тщательный анализ доказательств обвинения и защиты при полном отказе от каких-либо форм давления на присяжных заседателей.

Десять лет А. Ф. Кони был обер-прокурором уголовного кассационного департамента Сената. За это время им было произнесено более 600 «заключений». Его кассационные заключения представляли собой оригинальные суждения по теории уголовного права и уголовного процесса, некоторые из них приобретали большое общественное значение.

Кони был активным участником так называемого Мултанского дела, по которому 11 крестьян-удмуртов села Старый Мултан были обвинены в убийстве с целью жертвоприношения. При вторичном пересмотре кассационной жалобы по этому делу в Сенате заключение давал А. Ф. Кони, выступивший фактически не только в защиту осужденных крестьян, но и всего притесняемого удмуртского народа.

В конце 90-х годов имя А. Ф. Кони было известно уже всей культурной России. Тремя изданиями вышли его «Судебные речи», вышел сборник судебных речей, заключений и статей, в периодических изданиях было опубликовано множество статей по уголовному праву, о суде присяжных, статьи и воспоминания о И. Ф. Горбунове, И. А. Гончарове, о судебных деятелях Н. Н. Стояновском, А. Д. Ровинском, большая работа о московском гуманисте-филантропе первой половины XIX века Ф. А. Гаазе, выдержавшая впоследствии пять изданий. Во всех этих работах А. Ф. Кони выступал как большой знаток самых разнообразных вопросов судопроизводства, истории, литературы, как их глубокий исследователь, как замечательный стилист и рассказчик. Научная общественность высоко оценила эти личные качества А. Ф. Кони. Еще в 1890 году Харьковский университет присвоил ему звание доктора уголовного права, а в 1900 году он был избран почетным академиком разряда изящной словесности Академии наук.

Кони — желанный гость на заседаниях различных научных обществ, где выступает с интереснейшими речами, лекциями и докладами. Он тесно связан и с миром литераторов. По кружку «Вестника Европы» Кони был близко знаком с И. С. Тургеневым и И. А. Гончаровым, впоследствии познакомился с Ф. М. Достоевским и Л. Н. Толстым. Уже в феврале 1881 года на заседании Юридического общества при Петербургском университете Кони выступил с превосходной речью-лекцией «Достоевский как криминалист». В первое же посещение Ясной Поляны летом 1887 года он рассказал Л. Н. Толстому историю некоей Розалии ОнИ  . Случай из судебной практики произвел на писателя огромное впечатление, и уже в конце 1889 года в его дневниках встречаются упоминания о работе над «коневским рассказом», «коневской повестью», которая завершилась созданием романа «Воскресение». Большой знаток и ценитель русского языка и литературы, А. Ф. Кони не мог обойти своим вниманием, разумеется, и А. С. Пушкина. На торжественном заседании Академии наук, посвященном 100-летию со дня рождения поэта, Кони прочитал вдохновенную речь «Нравственный облик Пушкина», в которой называл его «великим явлением жизни русской»19. Кони сравнивал поэта с далекой звездой, которая, уже прекратив свое существование, продолжает лить на землю свои чистые лучи... «Он на школьной скамье и в тишине семьи встречает нашу молодежь и учит ее, посвящая в тайны русского языка, в его невыразимую прелесть; он будит в устающем сердце старика вечные чувства и память о лучших порывах его молодой когда-то души!»20.

По своим политическим взглядам А. Ф. Кони все более и более отходил от правящих верхов России, не только оскорблявших и травивших его самого, но и цинично попиравших те принципы гуманизма и справедливости, которые он отстаивал с судейской и лекторской трибуны, а также пером публициста и ученого. Летом 1906 года Столыпин сделал попытку привлечь А. Ф. Кони на пост министра юстиции, откровенно объяснив, что его имя в формируемом правительстве должно послужить «ширмой», которая привлечет к новому правительству симпатии населения21. Кони наотрез отказался войти в это «министерство либеральной бюрократии»22.

Попав в годы политической реакции в состав Государственного совета, А. Ф. Кони выступал с речами в защиту свободы слова, печати, совести, просвещения, за расширение прав женщин и т. п.

Речи в Государственном совете, как и сенатские, и кассационные заключения, отличались от обвинительных прокурорских речей и напутствий присяжным. Они были более сухими, подавляли порой обилием ссылок на законы и отвлеченными рассуждениями.

Кони прекрасно понимал и учитывал аудиторию. Но всегда, в любой аудитории он оставался самим собой: борцом за справедливость, гуманизм, права человека, раздавленного и гонимого государственной машиной самодержавия.

А. Ф. Кони был весьма редким исключением из косной и реакционной среды царской бюрократии. Вера в высокие духовные качества русского народа, большая любовь к Родине, сочувствие революционным действиям против произвола и насилия самодержавия — все это позволило А. Ф. Кони осознать великое значение Октября 1917 года и смело, бесповоротно пойти на службу народу, отдавая ему все свои огромные знания и блестящий лекторский талант.

Осенью 1918 года на базе существовавших ранее курсов художественного слова в Петрограде был создан Институт живого слова. Выступивший на его открытии первый нарком просвещения А. В. Луначарский призвал преподавателей «учить говорить весь народ от мала до велика»23. Утвержденное 3 ноября 1918 года положение об институте определяло его как научное и учебное заведение. А. Ф. Кони читал там сразу два курса — «Этику общежития», а также «Живое слово и приемы обращения с ним в различных областях». В первом томе записок института были опубликованы программы этих циклов лекций, составленные А. Ф. Кони.

Курс лекций «Живое слово и приемы обращения с ним в различных областях» разделялся на 11 разделов. В первом отмечались «общественно-политические задачи живого слова» в различных областях деятельности людей (суде, науке, преподавании и пр.). Следующий раздел освещал психологические аспекты ораторской речи. Особое значение уделял Кони памяти, ее видам, недостаткам и заблуждениям, особенностям в связи с полом, возрастом и профессией. Другим важным элементом психологии Кони считал внимание, выделяя особенно в этом разделе воспитание умения слушать и умения сосредоточивать внимание.

Большое значение придавал А. Ф. Кони «орудиям речи»: живому слову, логике, образам. Он ратовал за чистоту русского языка лектора, выделив в своей программе специальный пункт по весьма актуальной в эти годы «проблеме порчи языка». Не были второстепенными для него и такие вопросы, которые лекторы обычно недооценивали: порядок расположения слов и букв, значение жестов оратора, ритма, дикции, пауз и знаков препинания в речи. К. К. Арсеньев в статье, посвященной анализу «Судебных речей» Кони еще в конце 80-х годов так писал о его манере выступлений: «Он говорит не громко, не скоро, редко возвышая голос, но постоянно меняя тон, свободно приспособляющийся по всем оттенкам мысли и чувства. Он почти не делает жестов; движение сосредоточивается у него в чертах лица. Он не колеблется в выборе выражений, не останавливается в нерешительности, не уклоняется в сторону; слово всецело находится в его власти»24. В программе курса Кони большое внимание уделял вступлению, обращению к слушателям, к истории, воспоминаниям, текущей действительности, общественным задачам, а также таким элементам речи, как пафос, ирония, отступления, афоризмы и цитаты. Он призывал устранять из изложения все лишнее.

Один из разделов программы носил название «Отношения оратора и слушателей», в котором говорилось, что лектор должен учитывать состав и число слушателей, утомляемость аудитории, особенности своего голоса и темперамента, проявлять находчивость в случае невольных оговорок или забывчивости.

Большой раздел программы посвящен разновидностям речи по их назначению.

Особо останавливался Кони на источниках ораторского искусства: знании оратором жизни, литературы по специальности, литературы по ораторскому искусству.

Очень важным разделом программы являлся раздел об «Условиях воздействия живого слова на аудиторию». Здесь и знание своего предмета, и «свободное распоряжение родным языком», и искренность лектора. Последний раздел касался вопросов письменной подготовки живого слова. Небольшой раздел в середине курса вводил слушателей в историю ораторского искусства.

Кроме курса лекций, Кони вел в Институте живого слова и практические занятия. Чтобы научить судебному красноречию, инсценировался судебный процесс. «Войдя в ту аудиторию, где происходили занятия, — вспоминал К. И. Чуковский, — я в первую минуту подумал, что нахожусь в настоящем суде. На главном месте сидел председатель судебной палаты — щуплый юноша лет девятнадцати. Прокурором была девица — с круглым, мягким, добродушным лицом. В стороне, на отлете, за столиком сидел адвокат — красивоглазый, кудрявый брюнет сильно выраженного кавказского типа. А у него за спиной на скамье подсудимых томился с тоскою во взоре застенчивый миловидный студентик, с девически наивным выражением лица. Все это были ученики Анатолия Федоровича». После каждой такой инсценировки суда Кони подробно разбирал все произнесенные речи и «строго распекал девятнадцатилетних ораторов, если в их речах попадались дешевые, ходовые, трескучие фразы, произнесенные с наигранным пафосом. Он ненавидел риторику (схоластическую риторику. — Н. Е.), требовал предельной простоты и был немилостив к тем, кто нарушал законы языка» 25.

О самих лекциях А. Ф. Кони в Институте живого слова по ораторскому искусству сохранилось очень мало сведений. Неизвестно даже, в каком объеме они читались. Сохранились воспоминания одного из студентов этого института, учителя Ярославской области Семена Михайлова об огромном впечатлении от лекций А. Ф. Кони, которые аудитория воспринимала, «буквально разинув рты». «Уважение к нему было безгранично. Он не пользовался никакими конспектами, не употреблял никаких междометий, сидел с полузакрытыми, порою совсем закрытыми, глазами и говорил то тихо, то очень громко. Когда он рассказывал о старых судебных процессах, он — я уверен в этом — забывал, что перед ним студенты двадцатых годов, и заново переживал то, что пережил раньше» 26.

Кони не оставил никаких печатных текстов своего оригинального лекционного курса. Впоследствии в его архивных материалах были обнаружены небольшие заметки «Советы лекторам», по-видимому, относящиеся ко времени преподавания в Институте живого слова. В этих заметках, оформленных в виде 21 параграфа-тезиса, Кони прослеживает все этапы подготовки и проведения лекции.

Обязательным условием любой лекции он считал тщательную ее подготовку, составление плана. Начинающим лекторам, а также лекторам, «не обладающим резко выраженной способностью к свободной и спокойной речи», Кони советовал даже писать текст лекции или речи с последующим предварительным прочтением ее вслух. Перед каждым выступлением, советовал Кони, «следует мысленно пробегать план речи, ...приводить в порядок имеющийся материал».

Любому лектору и в особенности начинающему знакомо, по выражению А. Ф. Кони, «тягостное состояние души», связанное с боязнью публичного выступления. «Чтобы меньше волноваться перед выступлениями, — писал он, — надо быть более уверенным в себе, а это может быть только при лучшей подготовке к лекции... Размер волнения обратно пропорционален затраченному на подготовку труду или, вернее, результату подготовки».

Наиболее важным из всех советов лекторам А. Ф. Кони следует, наверное, считать § 19. «Чтобы лекция имела успех, — пишет Кони, — надо: 1) завоевать внимание слушателей и 2) удержать внимание до конца речи». Самым трудным в лекции он считал первое. Для того чтобы привлечь внимание слушателей, Кони рекомендовал в качестве «зацепляющих крючков» дать в начале лекции что-нибудь доступное, понятное и главное — интересное: «Что-нибудь из жизни, что-нибудь неожиданное, какой-нибудь парадокс, какая-нибудь странность.., неожиданный и неглупый вопрос и т. п.».

«Раз внимание возбуждено вступлением, — пишет А. Ф. Кони, — надо хранить его, иначе перестанут слушать, начнется движение и, наконец, появится та «смесь» тягостных признаков равнодушия к словам лектора, которая убивает всякое желание продолжать речь». Удержанию внимания помогут: краткость, скорость движения речи и краткие освежающие отступления. Под краткостью он понимал отсутствие в речи всего лишнего, не относящегося к содержанию. Быстрое движение речи обязывает лектора не задерживать внимания при подходе к новым частям (новым вопросам, моментам) речи. Краткие отступления нужны в том случае, «когда есть полное основание предполагать, что внимание слушателей могло утомиться».   Эти   отступления должны быть легкими, даже комического характера, но обязательно быть в связи с содержанием речи. Для привлечения внимания и завоевания расположения аудитории Кони рекомендовал «всматриваться» в отдельные группы слушателей: «Слушатели смотрят на лектора, и им приятно, если лектор посмотрит на них». Однако у лектора не должно быть только одной точки внимания.

Конец речи должен быть связан с ее началом, означать разрешение речи, «должен быть таким, чтобы слушатели почувствовали… что дальше говорить нечего».

Для успеха речи важно «течение мысли лектора». План речи должен быть таким, чтобы чувствовался «естественный переход от одного к другому», а это достигается хорошо продуманным планом и его точным исполнением.

Кони давал ряд методических советов по произнесению речи. Говорить он рекомендовал громко, ясно, отчетливо, выразительно, чтобы в тоне была «уверенность, убежденность, сила. Не должно быть учительского тона, противного и ненужного взрослым, скучного — молодежи». Останавливался он на роли тональности («тон подчеркивает») и на жестах лектора (избегать суетливых жестов, которые «надоедают, раздражают»). Рекомендуя придерживаться простой по форме и понятной речи, Кони советовал избегать шаблона, но в то же время предостерегал от употребления труднопонимаемых иронии, аллегорий и т. п., так как «все это не усваивается неразвитыми умами, пропадает зря, хорошо действует простое наглядное сравнение, параллель, выразительный эпитет».

В отношении к лирике Кони рекомендует определенную умеренность и такт, считая ее уместной лишь в определенных дозах; а чтобы трагическое лучше дошло до слушателей, о нем нужно говорить «спокойно, холодно, бесстрастно», этот «контрастный фон» сильнее действует на аудиторию.

От лектора требуются большая выдержка и умение владеть собой «при всех неблагоприятных обстоятельствах».

«Лучшие речи, — заканчивает свои тезисы Кони, — просты, ясны, понятны и полны глубокого смысла».

Многие параграфы «Советов лекторам», как видим, рассказывали и поясняли соответствующие пункты программы курса. В этом курсе каждое из положений было сюжетом увлекательной лекции, всегда представлявшей чудесный сплав глубокого научного содержания с совершенной формой изложения. Недаром один из современников Кони сказал, что любой его речью «можно любоваться, как произведением искусства — и вместе с тем ее можно изучать, как образец...»27.

Ораторское искусство — продукт определенной исторической эпохи, ее идеологии и политики. Навсегда ушли в прошлое многие приемы судебного красноречия старой буржуазно-помещичьей России, на ниве которой расцвел ораторский талант А. Ф. Кони. В его программе курса лекций «Живого слова» и заметках «Советы лекторам» есть устаревшие и отжившие положения, есть существенные пробелы, которые восполняются современной теорией и практикой лекционного мастерства. Воспитательное значение лекций А. Ф. Кони сводил лишь к сравнительно узким задачам воспитания определенных морально-этических норм.

И все же ораторское наследство А. Ф. Кони является классикой лекторского мастерства. Оно требует глубокого осмысливания и изучения современными лекторами, педагогами, пропагандистами, судебными работниками. В произведениях крупнейшего судебного деятеля дореволюционной России, талантливого преподавателя искусства слова первого десятилетия Советской власти А. Ф. Кони они найдут много полезного и поучительного для совершенствования своего благородного и нелегкого дела — нести в массы достижения науки и культуры, воспитывать активных строителей коммунизма.

 

Статья из сборника: Этюды о лекторах, М., «Знание», 1974. Составитель Н.Н. Митрофанов.

 

 

  • 1. А. Ф. Кони. Собр. соч., т. 1, М., «Юридическая литература», 1966, стр. 24 — 25.
  • 2. А. Ф. Кони. Собр. соч., т. 8, М., «Юридическая литература», стр. 307 — 308.
  • 3. А. Ф. Кони. Собр. соч., т. 8, М., «Юридическая литература», стр. 10.
  • 4. Памяти Анатолия Федоровича Кони. Труды Пушкинского Дома. Л. — М., 1929, стр. 87.
  • 5. Памяти Анатолия Федоровича Кони. Труды Пушкинского Дома. Л. — М., 1929, стр. 86.
  • 6. М. Н. Гернет. Анатолий Федорович Кони на исходе его «Жизненного пути». — «Право и жизнь», 1927, кн. 6 — 7, стр. III.
  • 7. Памяти Анатолия Федоровича Кони. Труды Пушкинского Дома. Л. — М., 1929, стр. 77 — 78.
  • 8. М. Н. Гернет. Анатолий Федорович Кони на исходе его «Жизненного пути». — «Право и жизнь», 1927, кн. 6 — 7, стр. I.
  • 9. Судебные речи известных русских юристов. М., Госюриздат, 1957, стр. 699 — 705.
  • 10. К. К. Арсеньев. Русское судебное красноречие. — «Вестник Европы», 1888, т. 2, стр. 770.
  • 11. К. К. Арсеньев. Русское судебное красноречие. — «Вестник Европы», 1888, т. 2, стр. 810.
  • 12. А. Ф. Кони. Собр. соч., т. 4, М., «Юридическая литература», стр. 66.
  • 13. А. Ф. Кони. Собр. соч., т. 4, М., «Юридическая литература», стр. 142 — 143.
  • 14. А. Ф. Кони. Собр. соч., т. 5, М., «Юридическая литература», стр. 127.
  • 15. А. Ф. Кони. Собр. соч., т. 5, М., «Юридическая литература», стр. 127.
  • 16. А. Ф. Кони. Собр. соч., т. 3, М., «Юридическая литература», стр. 117.
  • 17. А. Ф. Кони. Собр. соч., т. 3, М., «Юридическая литература», стр. 307.
  • 18. К. К. Арсеньев. Русское судебное красноречие. — «Вестник Европы», 1888, т. 2, стр. 778.
  • 19. А. Ф. Кони. Собр. соч., т. 6, М., «Юридическая литература», стр. 24.
  • 20. А. Ф. Кони. Собр. соч., т. 6, М., «Юридическая литература», стр. 59.
  • 21. А. Ф. Кони. Собр. соч., т. 2, М., «Юридическая литература», стр. 362.
  • 22. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 12, стр. 30.
  • 23. Записки Института живого слова, т. 1, Петроград, 1919, стр. 23.
  • 24. К. К. Арсеньев. Русское судебное красноречие. — «Вестник Европы», 1888, т. 2, стр. 810.
  • 25. А. Ф. Кони. Собр. соч., т. 8, М., «Юридическая литература», стр.11, 12.
  • 26. А. Ф. Кони. Собр. соч., т. 8, М., «Юридическая литература», стр. 7.
  • 27. К. К. Арсеньев. Русское судебное красноречие. — «Вестник Европы», 1888, т. 2, стр. 811.

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
CAPTCHA
Этот вопрос задается для того, чтобы выяснить, являетесь ли Вы человеком или представляете из себя автоматическую спам-рассылку.