Эпическое творчество Виктора Михайловича Васнецова, лучшие произведения которого навеяны русской народной поэзией, было близко Шаляпину.

С ним артист не раз вместе работал над воплощением ряда значительных ролей своего репертуара.

В 1896 г., когда в Мамонтовском театре готовили постановку «Псковитянки», Васнецов был автором костюмов. Знание времени Ивана Грозного, архитектуры и живописи древней Москвы — все это сказалось в васнецовских эскизах. Художника давно волновал образ грозного царя. «Бродя по Кремлю, — вспоминал он, — я как бы видел Грозного. В узких лестничных переходах и коридорах храма Василия Блаженного слыхал поступь его шагов, удары посоха, его властный голос». Такое обостренное чувство истории подсказало Васнецову облик Грозного, запечатленный в портретном этюде 1884 г. Через двенадцать лет Шаляпин нашел в этом этюде достоверное и поэтическое воплощение образа «государя всея Руси». Васнецовский этюд, где изображен волевой, властный профиль стареющего царя Ивана с немигающим «орлиным» глазом, стал основой шаляпинского грима.

В феврале 1897 г. Васнецов, под впечатлением сценического создания артиста, заканчивает известную картину «Царь Иван Васильевич Грозный». Художник представил Грозного во весь рост, в расшитом парчовом наряде, узорчатых сапогах и шапке. Опираясь левой рукой на посох, царь медленно, как бы прислушиваясь, спускается по лесенке, устланной ковром, в одном из переходов кремлевских палат. В его фигуре выражена непреклонность. Лицо сурово и замкнуто. Зоркие, проницательные глаза испытующе смотрят из-под тяжелых век. Здесь явственно чувствуется воздействие шаляпинского образа. Оно сказывается и в чертах лица, и в психологической характеристике Грозного. О влиянии Шаляпина говорит и такой факт, упоминаемый В. Лобановым в книге «Виктор Васнецов в Москве»: показывая картину и объясняя ее замысел, живописец приводил фразу Грозного: «Войти аль нет?» — в которой, по словам артиста, выражается «вся его натура в ее главной сути».

В одной из своих книг Шаляпин передал беседу с художником, происходившую в огромной, залитой светом мастерской Васнецова: «Приятно было мне, — пишет Шаляпин, — в... обстановке, исключающей всякую словесную фальшь, услышать от Васнецова горячие похвалы созданному мною образу Ивана Грозного. Я ему ответил, что не могу принять хвалу целиком, так как в некоторой степени образ этот заимствован мною от него самого. Действительно, в доме одного знакомого я видел сильно меня взволновавший портрет — эскиз царя Ивана с черными глазами, строго глядящими в сторону, — работы Васнецова. И несказанно я был польщен тем, что мой театральный Грозный вдохновил Виктора Васнецова на нового Грозного, которого он написал сходящим с лестницы в рукавичках и с посохом».

Шаляпинская трактовка Грозного наложила отпечаток на исполненный в 1901 г. карандашом и углем эскиз «Иван Грозный смотрит на комету».

Воздействие сценических образов Шаляпина на творчество Васнецова усиливалось благодаря музыкальности художника, который не только любил музыку, но и стремился наполнить ею свои произведения: «Я всегда хотел, чтобы в моих картинах чувствовалась музыка, чтобы они музыкально звучали!» — писал Васнецов. И, действительно, в васнецовском Иване Грозном живет музыка Римского-Корсакова и голос Шаляпина.

В 1896 г. Шаляпин использовал набросок Васнецова для костюма и грима Мельника, партию которого он пел в опере Даргомыжского «Русалка». Рисунок во многом определил бытовую сочность и выразительность образа, воплощенного артистом на сцене. Сквозь долгие годы жизни пронес художник воспоминание об игре Шаляпина в этой опере. Когда он приобрел в Подмосковье небольшую старую усадьбу со службами и заглохшей водяной мельницей, то обрадованный шутя говорил своим близким: «И мельница там водяная есть, как в «Русалке», непременно прикажу ее отремонтировать и лучшего в России мельника приглашу — Федора Ивановича Шаляпина! Пусть себе муку мелет и нам песни поет...»

В 1902 г. Васнецов создал для Шаляпина еще один эскиз — костюм и грим Фарлафа, озаренный юмором пушкинских строк и музыкальной темы Глинки.

Изображенный Васнецовым Фарлаф стоит в горделивой позе, отставив ногу, подбоченясь, опираясь на огромный, высотой до плеча, меч. Эта преувеличенная воинственность с тонкой иронией подчеркивает показную храбрость Фарлафа.

Сопоставляя рисунок Васнецова и сценическое воплощение Шаляпина, видишь, что артист развил данную в эскизе и полностью соответствующую пушкинской характеристику образа.

С эскизом Фарлафа связано письмо Васнецова к Шаляпину. По ошибке этот рисунок, сделанный по просьбе Шаляпина, хотели использовать для костюма другого исполнителя, что обидело артиста. Узнав об этом, Васнецов написал Шаляпину, чтобы развеять даже эту легкую тень, которая могла омрачить их дружеские отношения. В письме, обычно сдержанный в выражении своих чувств, художник, обращаясь к артисту, говорит: «Никакого недружелюбного чувства к Вам у меня не было, не могло и не может быть, ибо в моем Славном и Великом Земляке дорог и ценен мне Его гений, обаятельный для всех нас!»

Навсегда сохранил Шаляпин память о посещении им московского дома художника, срубленного из вековых деревьев и обставленного мебелью, сработанной русскими кустарями-умельцами. В зале, где и поныне стоят стол петровского времени, часы, искусно сделанные в конце XVIII в., табуретки и лари, изотовленные по народным образцам в абрамцевской мастерской, звучал голос певца. Ему была понятна любовь Васнецова ко всему русскому, сказавшаяся не только в его живописи, но и во всем укладе жизни и даже в бытовых мелочах, окружавших художника. Поэтична и верна исполненная патриотической гордости шаляпинская оценка Виктора Васнецова и его брата Аполлинария: «Поразительно, каких людей рождают на сухом песке растущие еловые леса Вятки! Выходят из вятских лесов и появляются на удивление изнеженных столиц люди, как бы из самой этой древней скифской почвы выделанные. Массивные духом, крепкие телом богатыри. Такими именно были братья Васнецовы. Не мне, конечно, судить, кто из братьев, Виктор или Аполлинарий, первенствовал в живописи. Лично мне был ближе Виктор. Когда я глядел на его божью матерь с младенцем, с прозрачными херувимами и серафимами, я чувствовал, как духовно прозрачен, при всей своей творческой массивности, сам автор. Его витязи и богатыри, воскрешающие самую атмосферу древней Руси, вселяли в меня ощущение великой мощи и дикости — физической и духовной. От творчества Виктора Васнецова веяло «Словом о полку Игореве». Незабываемы на могучих конях эти суровые, нахмуренные витязи, смотрящие из-под рукавиц вдаль — на перекрестках дорог... Вот эта сухая сила древней закваски жила в обоих Васнецовых».

 

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
CAPTCHA
Этот вопрос задается для того, чтобы выяснить, являетесь ли Вы человеком или представляете из себя автоматическую спам-рассылку.