Прежде, до оккупации Перми Колчаком и ее последующего освобождения, Фридман всеми силами отбивался от административных должностей, хотя его необыкновенная способность быстро ориентироваться в практических делах, конечно, не могла остаться в тени. От многих постов он отказывается, иные принимает с оговоркой «временно». «Соль университета в науке и научном творчестве, все же остальное дело важное, но второстепенное», — такова его позиция.
Теперь же положение складывается так, что опять приходится отступить от этой позиции. «Колчаковия» выбита из Перми. Но в полном развале и университет. «Наш старый состав, — пишет Фридман, — удаляется от нас с той же интенсивностью, с какой удаляется линия фронта Колчака». В Перми остались лишь два профессора — по кафедрам математики и механики, четыре преподавателя и библиотекарь. Через некоторое время из Екатеринбурга вернулись еще два профессора-историка. Здесь уже не до рассуждений о том, что более важно: восстановление профессорских кадров — это вопрос жизни или смерти. Фридман целиком отдается этому делу. Его письма В. А. Стеклову в этот период полны отчаянных просьб прислать преподавателей. Никогда и ни о чем в таком умоляющем тоне он не просил для себя лично, хотя приходилось ему обращаться к своему постоянному опекуну и с этим: «...Как я, так и все мои коллеги по факультетам обращаемся к Вам с горячей просьбой посодействовать восстановлению естественнонаучных факультетов... как путем рекомендации профессоров, так и всеми другими средствами, какими Вы сочтете нужным помочь нам».
Один из оставшихся профессоров, взявший на себя обязанности ректора, отправляется в Москву, где агитирует научных работников поехать в Пермь. Тем же занимается и Фридман, но заочно — либо путем прямой переписки с тем или иным знакомым ему исследователем, либо опять-таки через посредство Стеклова.
Трогательно читать сегодня о тех «соблазнительных» условиях, которые он обещает московским и питерским профессорам, если они рискнут расстаться с насиженными местами в центре и отправиться к ним в провинцию: «Материальные условия жизни у нас довольно хорошие. Ставки на 30 процентов меньше московских, но продукты и топливо дешевле значительно, чем в Москве и Питере, так что жить можно. Университет женатым предоставляет квартиру с отоплением и освещением (квартиры очень хорошие), холостым предоставляется комната в особом этаже университетского здания, где теперь устраивается табльдот (общий стол. — О. М.), так что холостые преподаватели будут в смысле еды обеспечены (более или менее) и от хлопот избавлены».
Однако столичные светила что-то не едут, и на преподавательскую работу приходится пригласить людей «калибра прежних старших и младших ассистентов». Но, к сожалению, они не в силах самостоятельно читать лекции и могут лишь вести практические занятия.
Тем не менее Фридману и его коллегам удается все же организовать учебу на трех факультетах почти вовремя — с 15 октября. Правда, для этого сам Александр Александрович вынужден занять пост декана сельскохозяйственного и лесного (!) факультета и читать курс общей физики для первокурсников, что, как он полагает, гибельно и для него и для предмета.
Где-то теперь хваленая им «дружная и симпатичная» компания математиков? Он снова «в полном научном одиночестве», которое тяжело переживает. Да и самой наукой заниматься невозможно. «Как Вы легко можете себе представить, — признается он В. А. Стеклову, — никаких занятий своими работами я вести не могу, так как загружен университетскими делами полностью. Надежды, что освобожусь для своей работы в этом году, нет никакой».
Свою деятельность в Пермском университете, вопреки стремлению самоустраниться от административных должностей, он заканчивает в качестве проректора. Ему нет еще и тридцати двух лет. И это уже второй его административный «взлет», такой же для него нежеланный, как и первый.
Добавить комментарий